Гость «Прямой телефонной линии» — художественный руководитель двух театров: Харьковского государственного академического театра им. Т.Г. Шевченко и Харьковского театра «P.S.» Степан Пасичник.

В прошлом сезоне в театре Шевченко вышло пять новых премьер, в этом — четыре. Сейчас задача коллектива — обновить репертуар, загружая активнее большую сцену, которая отстает от малой по количеству премьер. О творческой кухне и планах театра — без купюр. 

— Здравствуйте, меня зовут Анастасия. Каждый раз, когда я прохожу мимо театра Шевченко, бросается в глаза бледный «затертый» фасад здания. Это создает не очень хорошее общее впечатление о театре. Ведь говорят, что театр начинается с вешалки. Не думали ли вы обновить краску на храме искусства? И вообще, как-то улучшить внешний вид театра Шевченко? 

— Здравствуйте, Анастасия. К сожалению, улучшить внешний вид театра не представляется возможным. Уже два года стоит вопрос о капремонте здания, но пока все без движения. Слава Богу, нам выделили какие-то средства на перекрытие крыши. Потому что бывает, что во время сильного дождя актеры играют на сцене, а им на голову льется вода. Поэтому приходится решать: останавливать ли создание новых спектаклей, чтобы собирать средства на ремонт. Для того чтобы создать нормальный спектакль, современный продукт с качественным светом, звуком, декорациями, костюмами, нужны деньги — от 15 до 30 тысяч гривен. А с ростом цен на материалы, выпуск спектаклей обходится еще дороже. Получается замкнутый круг. 

Правда, однажды на малой сцене я поставил спектакль «Віолончель», которая стоила театру две тысячи гривен. «По-станиславски»: коврик, два стула, четыре артиста. На него зритель ходит и даже не всегда может достать билеты. И все же театр не может без дотаций — это мое глубокое убеждение. Иначе его продукция будет ориентирована на чьи-то интересы и вкусы. Так появляется коммерческий театр. Можно делать такие спектакли, которые кто-то будет покупать, но тогда театр перестанет заниматься тем, чем он занимается. Это вопрос компромиссов. 

— А что, государство вас не финансирует? 

— Государство выплачивает нам зарплату, финансирует очень незначительную часть оплаты коммунальных услуг, в остальном — театр финансирует сам себя. Те деньги, которые он зарабатывает, и идут на обеспечение наших новых работ. Спонсоры сейчас очень редко и неактивно отзываются. Но это скорее вопросы к директору театра, к фи-
нансистам. 

Та, которая слушает шаги 

— Меня зовут Евгения. Какие новинки вы подготовили, что харьковчане увидят в ближайшее время? 

— На фасаде театра Шевченко сейчас висит баннер: 4 июня на малой сцене состоится премьера спектакля «Та, яка слухає кроки» — по пьесе достаточно известного российского драматурга Николая Коляды. Делает спектакль актер нашего театра Александр Ковшун. Это его вторая работа в качестве режиссера, первый спектакль был «Войцек» Бюхнера. Существует договоренность о том, что сразу после премьеры — 8 или 9 июня — театр поедет с этим спектаклем в Екатеринбург на большой фестиваль, который проводит сам драматург — Николай Коляда. Кроме этого, театр репетирует на большой сцене молодежную пьесу прибалтийского драматурга Лауры Черняускайте. Пьеса называется «Люче» — в переводе с литовского «Свет». Ее ставлю я. И очень надеюсь, что это будет интересный молодежный спектакль. Этой премьерой мы откроем следующий театральный сезон. 

 

— Меня зовут Светлана. Степан Владимирович, насколько наша харьковская молодежь интересуется театром? 
— Вы знаете как ни парадоксально, все больше и больше в театр начинает ходить молодежь. Причем достаточно требовательная. Часто в наш театр приезжают разные гастролеры. И не только среднее поколение, но и молодежь начинает различать, когда им заезжие звезды демонстрируют халтуру. Ребята встают и уходят из зала. Сегодня молодые много знают, они интересны. И если есть продукт, который их цепляет, вызывает те или иные чувства, они откликаются. Сказать, что молодежь только тем и занимается, что пьет пиво и сидит в Интернете, нельзя. Я вижу ее в зале. И я вижу, как она реагирует. И мне нравится наша сегодняшняя молодежь. 

Театр у микрофона 

— Меня зовут Ирина Александровна. Я помню, что в советское время популярными были радиопередачи «Театр у микрофона» и версии спектаклей на телевидении. Помню, на Харьковском телевидении даже был снят телефильм — «Березовая ветка», который поставил, увы, покойный режиссер Александр Буньков. Это были запоминающиеся спектакли, которые можно было слушать и смотреть дома. Как вы относитесь к тому, что сейчас их нет? 

— Ирина Александровна, раньше это было кому-то нужно. Была идеология, а значит, на программы культуры выделялись специальные средства. Что произошло потом? Пропала организация, которая контролировала определенный пласт культуры, которая воздействовала на души и ум народа. Вместо этого появляется много передач, которые рассказывают, как готовить еду, как носить одежду. Я не хочу обидеть другие программы. Но сегодня искусство Украины живет в зоне рынка. Если государство не будет опекать и финансировать искусство, диктовать какие-то свои ценности и идеологию, то мы будем с тем, что есть. У нас хватает идей, но на все нужны деньги. К сожалению, такие проекты, о которых вы вспоминаете, сегодня, на мой взгляд, практически невозможны. 

— Степан Владимирович, я хотела бы уточнить. Вы считаете, что в советское время то, о чем мы говорим, организовывалось с чисто пропагандистской целью коммунистической идеологии? Или пытались воспитать в человеке какие-то положительные общечеловеческие ценности? 

— Когда я говорил об идеологии, то не имел цель ругать или позорить ту систему, в которой мы жили. Она просто была. Я не ошибусь, если скажу, что практически все, что взяла себе коммунистическая идеология, было построено на христианских ценностях — любви к ближнему и так далее. Другое дело, во что это переросло. Поскольку механизмы претворяют в жизнь конкретные люди, то девизы были одни, механизмы другие, а результат — третьим. 

Куда пропал суфлер? 

— Меня зовут Вика. Для меня театр всегда ассоциировался с будкой суфлера на сцене. Скажите, почему пропала такая «классическая» профессия, как суфлер театра? Существует ли подобная профессия сейчас? Может, актеры начали использовать наушники или другие технические средства? 

— Нет, Вика, не используют. Давайте сначала вспомним, кто такой суфлер? Эта профессия появилась в связи с тем, что на заре театрального процесса, так сказать, спектакли выпускали раз в неделю. Даже понятие такое осталось — «гардероб актера», в котором помимо костюма хранился большой набор пьес и ролей, которые он играл. Поскольку каждую неделю была премьера, при таком графике суфлер был просто необходим. Сегодня подход к созданию спектакля принципиально иной. А следовательно, понятие суфлер как таковое пропало и никто о нем не вспоминает. 

— Значит, у актеров память стала лучше? И они не отходят от текста? Или иногда все-таки забывают? 

— Ну, иногда забывают — мы же имеем дело с живым человеком, а не с роботом. Сейчас работа над спектаклем продолжается несколько месяцев, а иногда и лет. Бывает, что актер забывает текст, но сейчас ему никто не подсказывает. Если пьеса в прозе, то актер говорит текст своими словами. А если в стихах... Да, бывает и такое, нечасто, слава Богу. Актеры потом этот случай вспоминают как анекдот. 

Есть ли жизнь после Жолдака? 

— Меня зовут Нина. Степан Владимирович, скажите, не испытывает ли ваш зритель ностальгии по Жолдаку? 
— Честно говоря, очень трудно отвечать. Поскольку Андрей Жолдак был и остается достаточно одиозной фигурой в Украине. И, несмотря на то, что он сейчас не живет в нашей стране, разговор о нем всегда приобретает несколько щекотливый характер. Все его спектакли в нашем репертуаре сохранены. Андрей уехал, а театр должен двигаться дальше. Мы остались с ним в дружбе, общаемся. Что касается художественной стороны, то театр Андрея Жолдака, на мой взгляд, предполагает и наличие своего собственного коллектива. Уже много говорилось о том, что такой режиссер, как Жолдак, должен иметь свой театр. Но должен ли это быть государственный украинский театр имени Шевченко?..