Юбилей известного режиссера Олега Русова, которому 24 июля исполнилось 50 лет, совпал с периодом театральных каникул. Тем не менее Харьковский украинский драматический театр имени Шевченко, где он работает, отметил день его рождения 19 сентября.

В это день шевченковцы открыли новый сезон премьерным спектаклем «Блез» в постановке Олега Русова. Как режиссеру работается в Харькове, он поделился с корреспондентом «Вечернего Харькова».

— Олег Михайлович, расскажите, как вы пришли в театр?

— У меня было стабильное счастливое советское детство: я рос в Орле, участвовал в детской самодеятельности, занимался в театральной студии во Дворце пионеров. Соответственно, после окончания школы поступил в театральный институт. В Харьков приехал, потому что мои друзья поступили в ХАИ: комнаты театральной студии и кружка авиаторов во Дворце пионеров были рядом. В Харькове поступил в театральный институт: сначала на актерский факультет по специализации театра кукол, но после собеседования меня перевели на режиссуру с гениальной формулировкой: «Просим перевести абитуриента на режиссуру, потому что его рост превышает высоту ширмы». Мой рост был около 185 см при стандартной высоте ширмы 170 см. Так я попал на факультет режиссуры.

— И как начиналась карьера режиссера?

— В 1984 году я поставил два дипломных спектакля – в донецком и ровенском театрах кукол. После окончания вуза меня распределили в харьковский театр кукол, моя первая постановка «Золотой ключик, или Приключения Буратино» идет до сих пор. С тех пор в общей сложности я сделал около ста постановок — в основном в разных городах России.

— А как вы попали в театр имени Шевченко?

— В театр Шевченко я пришел в 1995 году. Здесь работали мои друзья и однокурсники, с которыми я учился в вузе, в частности Степан Пасичник, Оксана Стеценко. Мое сотрудничество с театром началось с постановки спектакля «Оркестр». Женщины в театре часто остаются без работы, а в этом спектакле много хороших женских ролей.

— Любопытно, есть ли среди ваших работ любимые, удавшиеся, в которых не хочется ничего менять и исправлять?

— Таких спектаклей определенно нет: в этом смысле я бесконечно недоволен собой и мне всегда хочется что-то исправить. Бедные артисты со мной мучаются. Когда они спрашивают на репетициях: «Ну как?», я не могу ответить, потому что обдумываю, что бы еще изменить. Я живу в Туле, работаю там режиссером театра кукол, в Харькове бываю наездами. Когда я иду по Сумской и вижу на афишах театра Шевченко, что идет мой «Оркестр», я захожу его посмотреть, а потом делаю артистам замечания. Я не люблю повторяться. У меня семь постановок «Золотого ключика» – в Москве, Белгороде, Набережных Челнах, Калуге, Туле и других города), и везде они идут в разной редакции.

— У вас никогда не было желания выскочить на сцену и что-то сыграть самому?

— Очень хотелось. На сцене драматического театра играть не приходилось, а в театре кукол, когда были сложные времена, становился за ширму и играл вместе с актерами. Это дело житейское.



— Олег Михайлович, а легко ли в вашей режиссуре уживаются куклы и драма?

— Режиссура не делится на жанры и виды театров, но разные виды театра требуют разных средств выразительности и существования актеров на сцене. Артисты всегда артисты — их природа совершенно одинакова. Но при этом актеры драматического театра — это экстраверты: они должны выплескивать энергию наружу. У кукольников открытая энергия не проходит: это бесполезно, поскольку между ними и зрителями cтоит ширма. Поэтому актеры театра кукол должны быть преимущественно интровертами: у них энергия направлена в себя — она выходит в руку и в куклу.

— Вы работаете и в Украине, и в России. Наверное, будет странным, если в связи с событиями в нашей стране я вас об этом не спрошу. Как там воспринимают происходящее?

— У меня в России много друзей и родственников, и ситуация безумно сложная. В России идет довольно сильное оболванивание. Когда я нахожусь в Харькове, друзья и родственники переживают – спрашивают, что здесь и как. Я всегда говорю: «Сначала выключите телевизор, а потом поговорим». Но так как круг моего общения — интеллигентная творческая среда, люди неоднозначно относятся к тому, что им преподносится. Я советский человек, и для меня в нынешней ситуации разрыва между Украиной и Россией нет: для меня это некое единство.

— Олег Михайлович, а что вам больше всего нравится в вашей работе?

— Общение со зрителями. Театр существует тысячелетиями, и он несет свою функцию. Это очень важная форма коммуникации людей. В связи с нынешней ситуацией мы вели в театре Шевченко внутренние дискуссии и пришли к выводу: театр — это территория согласия и взаимопонимания. В средние века в монастырях прятались изгнанники — это была территория, которая спасала человека. Театр — тоже территория, которая спасает человека. Мы — частично животные, частично люди, но кто-то больше животное со звериными инстинктами, а кто-то больше человек. Театр позволяет нам быть людьми, и это самое важное.

— Недавно у вас был юбилей, который совпал с постановкой премьерного спектакля. Наверное, в 50 лет вы могли бы поумничать — поставить амбициозный философский спектакль для избранных. А вы выбрали комедию. Почему?

— Вы правы. Мог бы, и от меня этого требуют: мол, не надо размениваться на мелочи. Есть формула, которой учат театроведы: театр — это кафедра. Я такую формулу даже запретил бы. Театр не должен быть кафедрой. Для меня философские споры на сцене нелепы. Философ говорит свои слова, которые рождаются от его мыслей, и можно с удовольствием понаблюдать за спором философов в их реальном общении. А что касается театра, никакой талант и никакое мастерство не сделают исполнителя философом, потому что он артист – он говорит чужие слова. Мне фальшь чужда. Например, в 1980-е годы были очень модны фольклор и этнос: все бросились ставить сказочные спектакли как бы из той эпохи. Это очень поощрялось — актеров и режиссеров хвалили, давали им премии. Меня же такой подход очень смущал. Позже я понял, почему. Прочитал у одного из известных исследователей сказки, что на самом деле атмосфера народной сказки — это когда бабушка в избушке у печки рассказывает ребенку страшную историю. Если прочесть любую народную сказку – они все страшные: козлят съели, волку живот распороли, кто-то провалился в болото, кого-то прибили или отрубили голову. Я понял, что когда нет бабушки и печки, говорить по поводу сказок бессмысленно – это оборачивается фальшью.

— Какие темы для разговора вы предлагаете зрителю?

— В 26 лет я поставил в харьковском театре кукол «Тень». Я сказал в спектакле все, о чем думал в тот период – о жизни, о любви, о работе. «Язычников» мы поставили в театре Шевченко в конце прошлого сезона, предваряя нынешние события. В этом спектакле я сказал все, что у меня накопилось. Постановка тяжело принималась внутри коллектива, но я благодарен актерам, что мы пришли к согласию. Этим спектаклем театр сказал главное: нужно уходить от совка, а если мы от него не уйдем, не жить нам и нашим детям. Я не хаю историю, я жил при Советском Союзе, но уходить от него надо.

— А какой посыл вы даете новым премьерным спектаклем?

— Главное – вера, надежда, любовь. Надежда в нас присутствует всегда. Тему веры мы затронули в «Язычниках», посыл «Блеза» – любовь. Я посмотрел разные постановки, мне много советовали, как ставить данный спектакль, но это смешно слушать. Я в этом смысле человек повернутый. Еще 30 лет назад я сказал себе, что буду сравнивать себя с Марком Захаровым — остальное мне не интересно. Это очень сложно, поэтому я всегда собой недоволен.