Был когда-то в обороте такой анекдот. У армянского радио спрашивают: правда ли, что академик Амбарцумян выиграл в лотерею «Волгу»? Правда. Только не Амбарцумян, а Акопян, не академик, а официант, не «Волгу», а «Жигули», не в лотерею, а в преферанс, и не выиграл, а проиграл.

Надежды ХХ века
Когда в начале 60-х годов прошлого века журнал «Иностранная литература» опубликовал прогнозы экспертов Rand Corporation относительно научно-технического и социального развития человечества до середины ХХI века, они вызвали живейший интерес и стали популярным чтением и темой разговоров среди интеллигенции. Экспертами Rand были люди, известные во всем мире — Нобелевские лауреаты, выдающиеся ученые, философы и государственные деятели. А спустя время первоначальное простое любопытство к этим прогнозам сменилось уважительным к ним отношением после того, как американская экспедиция «Аполлон» слетала на Луну. Год свершения этого события эксперты предсказали абсолютно точно. Правда, они считали, что на Луну первыми слетают русские, но этому нюансу не придавалось значения.

А напрасно. Если бы кому-то пришло на ум «слетать на Луну» заменить на «оторвать голову», цена этим прогнозам определилась бы уже тогда. Все-таки — не все равно, кто что и кому оторвет. А так полет на Луну сообщил этим прогнозам вес, их качеству совершенно не адекватный.

Вряд ли стоит преувеличивать значение предсказаний Rand. Просто во всем мире тогда, если не считать нескольких мрачных писателей-фантастов, при всем ядерно-ракетном противостоянии, при всей «холодной войне» существовала всеобщая настроенность на благополучное будущее, на мир, полный детского счастья, на всеобщее социальное успокоение, на постепенную смену «холодной войны» процессами сближения (конвергенции) между обществами с различным социально-экономическим строем. Дело представлялось так, что Запад во главе со США будет идти по пути наращивания справедливости в распределении своего ВВП, социалистические страны прирастят самый ВВП, а в перспективе разница между ними будет становиться все меньше и меньше. И, наконец, согласно прогнозам Rand, где-то вскоре после 2025 года должны были бы состояться демократические выборы всепланетного правительства, прообраз которого якобы уже существовал в лице ООН. Принципиальных препятствий к осуществлению такого прогноза не было видно.

А что получилось на самом деле? Получилось примерно то же, что и с коммунизмом в СССР. Как спел когда-то Александр Галич, «все, что думалось, стало бреднями, — обманул Христос новоявленный». Детское лицо, если и может претендовать на роль символа ХХ века, то это должно быть лицо, залитое слезами и кровью, искаженное гримасой страха и страдания. Угроза глобального ядерного уничтожения не только никуда не делась, она расширилась, она стала привычной и почти перестала восприниматься как кошмар. Организация Объединенных Наций так и не стала легитимным органом международной власти, она в состоянии влиять лишь на те глобальные решения, которые не задевают интересов сил, претендующих на мировое господство. Война в Ираке показала нам это со всей неприятной очевидностью. И, хотя мировой войны формально и нет, по существу она идет, только у нее нет фронтов, характерных для больших войн ХХ века, она имеет очаговый и террористический характер. И я намеренно ухожу от того, чтобы сказать, кто же и с кем воюет. Масштабы насилия в мире не сокращаются, оно распространяется все шире и шире, захватывая все новые и новые страны и регионы. Даже общие глобальные угрозы не объединяют народы, чтобы сообща им противостоять. Почему?

Сай Фрумкин и Гуннар Гейнзон

Вообще-то их имена по степени их влияния и значительности надо было бы поставить в обратном порядке. Но дело в том, что о Гуннаре Гейнзоне русскоязычная публика в подавляющем своем большинстве узнает от Сая Фрумкина.

Сай Фрумкин родился в Каунасе, Литва и провел там свое детство — поэтому он прекрасно владеет русским языком. Когда немецкие войска вошли в Литву, Сай вместе с семьей был депортирован в концлагерь. Он единственный из семьи остался в живых, был освобожден из лагеря и перебрался в США. Сейчас проживает в Лос-Анджелесе. Он публицист, пишет на русском языке, много сотрудничает с издающимся в Лос-Анджелесе американским журналом на русском языке «Чайка».

Гуннар Гейнзон — 63-летний профессор Бременского университета, социолог, экономист и исследователь геноцида. Он написал множество книг о восходе и закате цивилизаций, начиная с Бронзового века, Древней Греции, ближневосточных и буддистских стран и кончая Холокостом и современной Европой.

В 2003 году он выпустил книгу под названием «Сыновья и мировое господство: роль террора в подъеме и падении наций». Эта книга быстро стала бестселлером во всем мире. Во вступлении к ней приводится оценка одного из современных немецких философов, считающего, что она не менее важна и значительна, нежели «Капитал» Карла Маркса. В ней он дает объяснение явлению, породившему непредвиденную и необъяснимую волну терроризма и насилия, сокрушающую в настоящее время наш мир, называя его «злокачественным демографическим приоритетом молодежи». Сай Фрумкин пересказывает ее основное содержание на русском языке в своей статье «Континент проигравших», под которой стоит дата написания — 10 июля 2007 г. Она уже многократно перепечатана различными русскими журналами и сейчас является для русских читателей таким же бестселлером, как и книга Гейнзона для Европы.

Мальчики — это к войне

Есть такая народная примета: когда рождается много мальчиков, значит, дело идет к войне. Я ее помню еще с детства. А педагоги, психологи, социологи объяснят вам, что дети и молодые люди обладают большей жестокостью и более склонны к насилию, чем люди зрелых возрастов. И что эта склонность к насилию, агрессия их возрасту присуща объективно, в силу того, что молодая жизнь, еще не исполнившая своего биологического предназначения, всегда действует более активно и неразборчиво по сравнению с жизнью, уже покатившейся к закату, в силу генетически заложенного в ней биологического своеобразия.

Гуннар Гейнзон придает этой примете количественную форму. Он рассматривает соотношение между количеством зрелых мужчин в обществе с количеством мальчиков. Если совсем точно, он использует показатель, равный количеству мальчиков в возрасте от 0 до 4 лет на 100 мужчин в зрелом уже возрасте 40-44 лет. В Германии это соотношение равно 50 на 100. Неприятность, называемая демографическим сбоем, начинается, когда оно достигает 80 мальчиков на 100 мужчин. Но в секторе Газа это 464, в Афганистане — 403, в Ираке — 351, в Сомали — 364 мальчика на сотню зрелых мужчин. Это и есть демографический приоритет молодежи. Гейнзон насчитал в мире 67 стран с демографическим приоритетом молодежи и обнаружил, что в 60 из них уже имеет место либо массовый геноцид, либо гражданская война.

Гейнзон утверждает, что насилие имеет тенденцию происходить в тех обществах, где юноши от 15 до 29 лет составляют больше 30% от общего населения. При этом то, во имя чего совершается насилие, не имеет значения. Это может быть религия, национализм, марксизм, фашизм, — несущественно. Что же касается его оправданий, то их просто нет, а есть насилие ради насилия, утверждает Гейнзон. Насилие распространяется не потому, что распространяются оправдывающие или даже проповедующие его религии или идеологии. Все обстоит наоборот: эти идеологии распространяются потому, что растет число людей, склонных к насилию и нуждающихся в оправдании за это. Не убеждения делают их террористами и убийцами, они сами выбирают для себя эти убеждения, потому что внутренне склонны к агрессии и насилию. Они знают, что будут совершать насилие, но хотят делать это с чистой совестью: «Неправильные идеи не появляются из Священного писания, они создаются самими молодыми людьми, потому что им нужны неправильные идеи, чтобы оправдать свои действия. Следовательно, их невозможно остановить, объяснив, что их идеи неправильны. Движения не создаются неправильными идеями. Напротив, неправильные идеи рождаются в ответ на потребность движения. Исламизм создан не исламом, а молодыми мусульманами».

Фрумкин в статье «Континент проигравших» пишет, что «за последние годы Запад столкнулся с гигантским приоритетом молодежи в большей части мусульманского мира, где происходит демографический взрыв. В течение всего лишь пяти поколений (1900-2000 гг.) население в мусульманском мире выросло со 150 миллионов до 1200 миллионов человек, т. е. больше чем на 800%. Для сравнения: население Китая выросло с 400 миллионов до 1200 миллионов человек (300%), а население Индии — с 250 миллионов до 1000 миллионов (400%).

Между 1988 и 2002 годами в развивающихся странах родились 900 миллионов сыновей, и горячие точки стали практически предсказуемы: накануне талибанского переворота в 1993 году население Афганистана выросло с 14 до 22 миллионов; в Ираке в 1950 году было 5 миллионов человек, а сейчас там 25 миллионов, несмотря на постоянные войны в течение четверти столетия; начиная с 1967 года население Западного берега и сектора Газы выросло с 450000 до 3,3 миллиона, причем 47% из них моложе 15 лет!»

Для косвенного подтверждения своей теории Гейнзон ищет исторические аналогии и находит их, изучая предпосылки колониальных завоеваний: «Существует ошибочное убеждение, что это случилось из-за перенаселения. Фактически никакого перенаселения не было: в 1350 году население Испании составляло 9 миллионов человек, а в 1493 году, когда начались завоевания, — только 6 миллионов. Однако в этот период в семьях отмечалось внезапное увеличение числа детей. Коэффициент рождаемости повысился от 2-3 детей в семье до 6-7 детей после того, как в 1484 году указом Папы было объявлено, что искусственное ограничение рождаемости наказуемо смертью. В результате средний возраст населения, составлявший 28-30 лет в 1350 году, снизился до 15 лет в 1493 году. Теперь в семьях было слишком много мальчиков, не знавших, к чему приложить свои силы, и многие «предпочли» стать колонизаторами и завоевателями. 95% конкистадоров (в Испании их называли «secundones» — вторые сыновья) были очень молоды. Они могли бы посчитать за грех уничтожать или притеснять побежденные народы, но религиозные бонзы внушали им, что они не убийцы, а борцы за справедливость, что обязаны уничтожать язычников и грешников с чистой совестью и с позволения властей».

Что же делать?
Гейнзон осуждает Запад за ту экономическую и гуманитарную помощь, которую он оказывает странам с демографическим приоритетом молодежи. «Голодающие люди, — говорит он, — не воюют, они только страдают. Но насилие — предсказуемый и неизбежный результат в тех случаях, когда молодые люди сыты и живут в обществе, где их слишком много и где они негодуют на это самое общество, поскольку понимают, что оно не в состоянии их востребовать».

Он полагает, что Запад должен сказать палестинцам, получающим огромную экономическую и гуманитарную помощь пропорционально числу детей в семье (и это превратило детей из материального бремени в прекрасный источник дохода), что они должны кормить своих детей сами. И тогда там произойдет то же самое, что уже произошло в Ливане, Тунисе, Алжире, Иране, Турции, Эмиратах и в некоторых других странах, где рождаемость снизилась до уровня двух детей в семье, поскольку там содержать и обучать детей — удовольствие весьма дорогостоящее. И хотя в этих странах все еще имеется «переизбыток» молодых людей, которые родились раньше, через несколько лет демографический приоритет молодежи будет ликвидирован и перестанет быть опасным. Да, молодежь обращается к насилию от безвыходности, от невостребованности. Но эта невостребованность — от аномально высокой доли молодежи в популяции, а гуманитарная помощь, не снимая безвыходности, лишь создает предпосылки для увеличения этой доли.
С точки зрения теории Гейнзона, иммиграционная политика, проводившаяся в Европе на протяжении десятков лет, также является абсолютно ошибочной. Ее результат — нежелание европейской молодежи оставаться в Европе, где ей уготована роль кормильцев для оравы приезжих неквалифицированных бездельников. Общественный опрос, проведенный в 2005 году в Германии, показал, что 52% из возрастной группы 18-32 хотят уехать. Единственные верные и лояльные поборники нынешнего социального устройства во Франции, в Голландии, в Скандинавских странах и в Германии — это живущие на велфэре (пособии). Они признают: «Нигде в мире о нас так заботиться не будут». Гейнзон хотел бы видеть большую иммиграцию из Китая, но при этом признает, что образованные китайцы вряд ли будут стремиться жить в стране, где им придется кормить столько иждивенцев.
Сай Фрумкин завершает свою статью словами: «Я со всем согласен. К сожалению, причин для оптимизма относительно будущего Европы слишком мало. Я могу только надеяться, что Америка не будет следовать примеру европейцев… что система, которую в настоящее время мы пытаемся внедрить, предусматривает предпочтение для талантливых, интеллектуальных, образованных и способных и что эта система заложит основу нашего будущего, которое может быть гораздо более светлым, нежели то, которое грозит старой Европе, — континенту проигравших».

Печально? Более чем. Похоже, однако, что это будущее для Европы неизбежно. Тогда возникает совершенно понятный вопрос: ну, хорошо (то есть — плохо), а нас-то, украинцев, зачем туда тащат?