Если бы его биографию сочиняли Ильф и Петров, а не партийные пропагандисты, то сходство между двумя персонажами узрел бы и слепой. Несмотря на то, что один из них — историческая личность, а второй — всего лишь плод воображения гениальных шутников.

Вряд ли это можно считать случайностью: в городе Харькове они встали практически рядом. Буквально в трех минутах ходьбы друг от друга. Правда, если уж быть совсем точным, то встал всего лишь один — Федор Андреевич. Остап Ибрагимович присел. Хотя в подобной позе можно было бы изобразить и его соседа. Тому тоже довелось посидеть. И не только на бульварной скамейке. 

Помните, как обращалась к своему ветреному супругу мадам Грицацуева? «Она звала его не по имени и даже не по отчеству, которого так и не узнала, а по фамилии — товарищ Бендер. Федора Андреевича — какое совпадение! — тоже не величали по имени-отчеству. Гораздо охотнее он отзывался на кличку: товарищ Артем. С ней и вошел в историю. 

Об идеях и тенденциях 

Рассказать о легендарном вожде харьковских большевиков хотелось давно, но мешала одна закавыка. Искренние симпатии автора к незаурядной личности никак не удавалось совместить с полным неприятием идеологии, которую эта личность исповедовала. И не только исповедовала, но и мастерски вбивала в буйные пролетарские головушки. Знакомство с партийной литературой начала двадцатых все поставило на свои места: коллизия оказалась надуманной. Образцовым ленинцем нашего героя сделали посмертно. 

«У Артема мы находили анархические тенденции», — откровенничал председатель Харьковского губисполкома товарищ Киркиж на вечере воспоминаний, устроенном к пятилетию Октябрьского переворота. Тогда же всплыл и еще один интересный факт. 
Летом 1917-го, впервые после многолетнего перерыва появившись в Харькове, товарищ Артем направил свои честные стопы не куда-нибудь, а в редакцию меньшевистской газеты «Социал-демократ». Однако после интенсивного общения с «соглашателями» двинул в сторону большевистского «Пролетария», забросив на плечо свою неизменную котомку.
Сей воистину судьбоносный разворот партийные историки объясняли потрясающим идеологическим чутьем Федора Андреевича. А почему не конъюнктурным? Меньшевистский комитет, по словам товарища Буздалина, состоял сплошь из «книжной публики», а большевистский был преимущественно пролетарским. Головастые конкуренты частенько бивали «верных ленинцев» в публичных дискуссиях. «Пламенному трибуну» гораздо проще было выделиться на фоне косноязычных работяг. Что вскоре и случилось. «Товарищ Артем по силе своего интеллекта занял место лидера». 

Двенадцатью годами ранее эта «сила» уже приводила нашего героя к премьерской должности. Правда, ненадолго. Да и «государство» его было, мягко говоря, странноватым. Возможно, потому, что могучий интеллект сочетался с уже упоминавшимися «анархическими тенденциями». Причем довольно-таки своеобразно. 

В стране дураков 

«В 1905 году он поднял восстание в Харькове на Сабуровой даче, где поймать его не удалось, — живописует подвиги Артема сборник мемуаров «Пять лет» (1922 г.), — он скрылся, но его поймали в Перми 8 марта 1907 года». Биографические сведения, помещенные по соседству с этим «перлом», позволяют сделать предположение о причине провала: 7-го у Артема был день рождения. 

Само «восстание» газета «Южный край» описывала так: «Беспорядки эти выразились сначала в предъявлении служащими целого ряда требований об улучшении материального их положения, отказе от работы в больнице впредь до выполнения требований и, наконец, в насильственных действиях над старшим врачом Якоби, который был вывезен на тачке и брошен в грязь. Во главе движения стоял неизвестный человек, называвший себя Артемом Тимофеевым…» У «неизвестного» и восемнадцати его ближайших соратников из числа персонала (хорошо, что не из клиентуры!) наличествовал более чем пышный титул. На трезвую голову такой и не придумаешь — «Временное правительство Сабуровой дачи». Куда там Остапу Бендеру с его «Малым Совнаркомом»! 

И эта параллель, увы, не единственная: «15 декабря в помещении губернской земской управы под председательством князя Голицына происходило совещание врачей больницы. На это собрание явился Тимофеев Артем. Попросив слова вне очереди, он обратился с речью к присутствовавшим, призывая их присоединиться к вооруженному восстанию. Указывая на московское восстание, предложил немедленно приступить к сбору пожертвований…» Вот вам и «Союз меча и орала»! В чистом виде! С одним отличием: в денежном выражении проект товарища Артема оказался менее успешным. Нашего героя сильно поджимало время. Полиция уже наступала ему на пятки. 

Приютом для гонимого стала все та же Сабурова дача. Но как-то под вечер «защитники трона» добрались и до нее. В больнице начался переполох. «Я Артема одела и положила к одному душевнобольному, — вспоминала фельдшер Базлова, — но Артем боялся больного». Тогда расторопная девушка сплавила капризного «пациента» в отделение к своей подруге, где клиентура была менее буйной. 

Из оцепленного полицией «желтого дома» наш герой бежал на следующее утро. Во время прогулки будучи одетым в пижаму и халат. На дворе, если кто не знает, стоял декабрь месяц. Такого подвига не числилось даже за товарищем Бендером. 

Пальто с фальшивым паспортом в кармане, оставленное Артемом в комнате Базловой, доставило последней немало неприятностей. И тем не менее она, как и большая часть персонала, радовалась удачному «рывку». По очень простой причине... 

Артема любили 
За простоту и искренность, за неукротимую энергию и врожденный артистизм. Но не только. Бесхитростные воспоминания пролетариев, общавшихся с нашим героем, можно свести к культовой фразе из мультфильма: «Птица Говорун отличается умом и сообразительностью». А также невероятной везучестью. 

Летом 1905 года, когда Артем убегал от полиции после митинга на «Канатке», вдогонку ему прозвучало восемь выстрелов. «Шли разговоры о том, что его убили или арестовали, рассказывал рабочий Кожевников, — но вечером появляется Артем. Каждый из нас смотрел на него, удивляясь его смелости». Доходившей, кстати до глупого ребячества. Однажды любимец пролетариата заявился к губернатору во главе целой делегации и от имени харьковских рабочих пообещал не поддаваться «на вредную агитацию»… Артема. Благо, жандармы тогда еще не располагали его фотографией. Можно было вдоволь порисоваться на публике. 

В неоднократно воспетом и столько же раз проклятом 1917 году такие шансы посыпались как из рога изобилия. И наш герой использовал их «на все сто». «Он практиковал особый метод проведения летучих митингов, — вспоминал Василий Моргунов. — В часы скопления народа на окраинах или в праздничные дни во время гуляния он выходил на улицу, заводил разговор на злобу дня или начинал читать вслух популярную брошюру». Достаточное количество зевак находились всегда. 

Артем мог вещать в любое время, в любом месте, с любого возвышения. Включая табуреты и подпорки телеграфных столбов. Решись кто-нибудь повторить его действия сейчас, быстро бы отправился туда, где Федор Андреевич впервые «премьерствовал». Но в эпоху, когда о телевизорах и не помышляли, такие агитаторы ценились на вес золота.
«Прекрасным артистом политических вечеров» называла Артема даже «поповско-купеческая» газета «Жизнь». И была права. Уже упоминавшаяся Базлова рассказывала об интересном концерте, состоявшемся в мае 1905 года на сцене Народного Дома. Программа была веселой: первое отделение — Федор Шаляпин, второе — Артем. Певец мирового уровня «на разогреве» у двадцатидвухлетнего агитатора! Что-то знакомое, не правда ли? Вот только «звезды» измельчали, равно как и те, кто выступает после них. А у Артема был несомненный дар убеждать. 

Неужто от Бога? 
«Однажды было у нас собрание, — вспоминал рабочий завода «Гельферих-Саде» Пирог, — обсуждали травлю эсерами тов. Ленина. Во время выступления ораторов у многих рабочих опустились головы. Только тов. Артем весело улыбался. Потом выступил тов. Артем и доказал, что все это неправда, что это клевета меньшевиков и эсеров. После его слов все рабочие получили силу и уверенность в нашей чистой, идеальной коммунистической партии». 

Теперь, когда известны даже номера банковских счетов, на которые «великому вождю» капали денежки от германского генштаба, над этими словами можно только посмеяться. Сквозь слезы, правда. По-детски наивная вера дорого обошлась не только пролетариям, но и самому Артему. В июле 1917 года во время пламенного и как всегда искреннего выступления в защиту Ильича любимца публики забросали камнями. «Таких ударов великий комбинатор не испытывал давно…» 

А ведь это был всего лишь первый звоночек. С момента прихода большевиков к власти такие звонки превратились в сплошную какофонию. «Событие года» — разоружение 29-го автобронедивизиона в ночь с 8 на 9 декабря состоялось не только без участия Артема, но и вопреки его воле. Несмотря на то, что он к тому времени был уже председателем исполкома Харьковского Совдепа. 

«Великий Октябрь» с полуторамесячным опозданием привезли в наш город матросы Рудольфа Сиверса, задержавшиеся здесь «по пути на Дон». В течение суток «братишки» взяли под контроль все стратегические объекты. Броневики они захватывали как раз тогда, когда Артем обещал представителям партий-попутчиц, что этого не случится. Политическая репутация «пламенного трибуна» рухнула в одночасье.
Нарком Антонов, прибывший в Харьков вскоре после Сиверса, неоднократно указывал Артему на место Советов в большевистской схеме управления. А наш герой никак не мог его понять. И даже ездил к Ильичу за правдой. 

«Не для того делалась революция, чтобы мы превратились в кавказских разбойников, которые берут в плен людей и требуют выкуп», — поучал Артем Ленина в январе 1918 года. После того как антоновские матросы старым, как мир, способом вытрусили из харьковских «буржуинов» миллион рублей: взяли заложников. И, естественно, в очередной раз наплевали на протесты Харьковского Совдепа. Мудрый вождь элегантно парировал выпад: «Мы берем на нужды революции». И, похоже, ему удалось убедить своего соратника в правомерности подобных действий. 

8 апреля 1918 года, покидая Харьков в ранге председателя Совнаркома Донецко-Криворожской республики, Артем с группой товарищей изъял в Управлении ЮЖД три миллиона рублей. Под угрозой оружия. Но не себе, а «на революцию». Превращение «артиста» в «налетчика» стало закономерным итогом хождения во власть. 

Второе «донецко-криворожское» премьерство Федора Андреевича заслуживает отдельного исследования. Хотя бы потому, что доброжелательных упоминаний о нашем герое, относящихся к этому периоду, обнаружить не удалось. В публичных выступлениях Артема, датированных мартом-апрелем 1918 года, довольно часто мелькает не встречавшийся ранее глагол «расстрелять». 

Ну не получалось провести эвакуацию предприятий либеральными методами! Не спасало и глубокое личное обаяние: пролетариат, разочаровавшийся в своем кумире, потянулся к меньшевикам. А его недавний любимец — на восток, в пределы РСФСР. Вместе с промышленным оборудованием харьковских заводов. 

Железная дорога, спасшая Артема в бурном восемнадцатом, тремя годами позже его же и угробила: наш герой погиб в катастрофе. Печальное событие, случившееся 24 июля 1921 года, было по-своему логичным. Люди, подобные Федору Андреевичу Сергееву, спокойно не умирают. Потому как и жить спокойно не могут. Все горе в том, что и другим не дают.