Как искусно порой переплетаются судьбы! Неожиданная встреча, короткий роман и... потрясающей силы стихи, которые оставила поколениям эта удивительная женщина.

В 1921 году в жизни великого русского поэта Марины Цветаевой появился «…мучительный и восхитительный человек!». Его звали Евгений Львович Лозман. Сам поэт, переводчик, литературовед подписывался литературным псевдонимом. Он приехал в Москву из Харькова, где родился, работал и печатал стихи, которые Марина Ивановна необычайно высоко оценила. «…Чужие, но — лавина! Непоборимые» — даст им определение Цветаева. 

«Большой поэт и еще больший человек!», — напишет она позже. В письме к сестре Асе, отношения с которой были возведены в ранг исповеди, она признавалась: «Три недели назад — стук в дверь. Открываю: высокий человек в высокой шапке. Вползающий в душу голос. Моя фамилия — Ланн… Провели две с половиной недели, не отрываясь». В первую же встречу, через несколько минут после того как в жизнь Цветаевой вошел Ланн, она сравнила его с Паганини — магическим и непостижимым разумом. 

Пройдя сквозь горнило страсти, через взлеты и падения, восторги и разочарования, впечатления по неведомым разуму законам переплавляются в новую, неожиданную субстанцию. Рождаются прекрасные стихи. 

«Не называй меня никому.
Я — серафим твой, радость на время!
Ты поцелуй меня нежно — в темя,
и отпусти во тьму.
Все мы сидели в ночи без света:
Ты позабудешь мои приметы…» 

                                       Ланну… 

Позже Марина Ивановна будет посещать московских друзей, пытаясь, подобно пушкинской Татьяне, пусть даже через людей, предметы, «…качество дружб…» прочитать закрытую и таинственную книгу души этого человека. Она будет неистово работать, спасаясь от этой внезапной, мучительной, безнадежной любви. Поэма «Красный конь», как языки адского пламени из сердца Цветаевой, — результат этой любви. «Если бы суждено было встретиться снова — о, замечательная встреча! Я бы дала ему ровно столько и ровно то, что ему нужно — но-?!!» 

Показательный случай. Марина Ивановна, как булгаковская Маргарита, никогда ничего ни у кого не просила. Даже в самый страшный и голодный 1919 год. Даже тогда, когда младшая дочь Ирина умирала от голода. И если Цветаева просила, то только у тех людей, с кем состояла в высшей степени духовного родства, «в божественной степени близости». Именно таким человеком оказался «милый Ланн». 

После десятидневного пребывания в Москве Евгений Николаевич вернулся в Харьков. Здесь его ожидали работа, дом, жена. А Марина пишет письма-исповеди Евгению Львовичу, где всякое движение души возведено в бесконечную степень, и просит переслать… деньги. Для Цветаевой это немыслимый поступок, если бы адресатом был не он, не Ланн. Деньги были необходимы сестре Асе, которая после оглушающей потери мужа проживала в Крыму. 

Как в дальнейшем сложилась судьба этого человека, чей жизненный путь прошел по касательной прямой к судьбе Цветаевой, чиркнув лезвием харизмы и таланта и ранив сердце великого поэта? В сохранившихся воспоминаниях Марины Ивановны практически никогда не упоминается имя загадочного гостя из Харькова, но остались стихи. В них главные слова. 

В них даже знаки препинания кричат сквозь века, а многоточия рождают надежду.
Вместо эпилога. Благоговейно наслаждаясь высокими образцами искусства, мы порой не догадываемся, какая история предшествовала появлению шедевра. Да и хотим ли мы знать об этом? Очевидно, человеческая любознательность, да и обычное любопытство берут верх над непосредственным и целостным восприятием произведения искусства. 

Не всем известно, что одно из бессмертных творений Рафаэля «Сикстинская мадонна», пред которой люди разных культур и национальностей впадают в религиозный и эстетический экстаз, изображает булочницу Форнарину. Девушка, как гласит легенда, не ценила талант великого Рафаэля, ее больше интересовали маскарады, красивые наряды и далеко не платонические отношения с любимым. Прообразом Анны Карениной послужила прекрасная, жертвенная и величественная Мария — дочь великого Пушкина. 

Самого же поэта на создание образа «той самой Татьяны» вдохновило знакомство с женой декабриста Фонвизина. 

Принято считать, что гений выбирает себе музу. Но, вероятнее всего, его высшее Призвание выбирает себе тот кристалл, сквозь призму которого мир начинает играть живыми и бесконечными красками. Оттого человечество должно быть благодарно Беатриче, Лауре, Кларе Вик и тысячам других женщин, чьи художественные, музыкальные, поэтические и исторические образы навсегда поселились в душах людей, пришедших в этот мир вслед за гениями. Именно они сумели обессмертить своих любимых. Очевидно, единственный эликсир бессмертия — это все-таки любовь.