Немец оставил свои позиции. Наш полк, развернутый в цепь, медленно, с опаской двигался на соприкосновение с ним. Вечерело. Местность стала подниматься вверх. На фоне чистого неба увидели движущиеся фигуры. Подошли ближе. Залегли. Послали разведку. Немцы.
Один горячий лейтенант предложил: «Подползем поближе, забросаем гранатами!» Но победила осторожность — неизвестно, сколько их и как расположены. Приказ: «Окопаться!».Противотанковая рота, вернее, то, что от нее осталось, находилась на левом фланге полка. Расстояние между нашими окопами должно быть не меньше 25 метров. Мы с Володькой были самыми крайними — слева никого не было, а если и был кто-то, то уступом назад. Окоп вырыли в полный рост, сверху половину его накрыли плащ-палаткой на случай дождя. Когда рассвело, оказалось, что наш окоп был ближе других к немецким позициям. Позади нас, примерно в 10 метрах, располагался единственный оставшийся в живых командир взвода.
Несколько дней протекли мирно. Днем мы сидели безвылазно в окопах, а как темнело, выползали на поверхность, ели привозимую горячую пищу, тихо разговаривали. Ночи были темными. В окопе казалось, что мы совсем одни. Боялись немецкой разведки и поэтому набрали всякого вооружения — автоматы, ручные гранаты. Благо, все это можно было найти. Все вооружение вечером размещали на бруствере, а утром убирали в окоп. Ночью один дежурил, вглядываясь и вслушиваясь в темноту, другой спал. И так сменяли друг друга. А утром, когда начинало рассветать, ложились оба и досыпали.
В ту ночь первым не спал я. Простояв, как мне показалось, полночи, разбудил Володьку и заснул. Утром я проснулся первым и, не поднимаясь, обратил внимание на то, что раздается щелчок (приглушенный выстрел), после чего на плащ-палатку сыплется земля. Потихоньку выполз из-под дождевого укрытия и увидел, что Володька забыл убрать с бруствера автомат и немецкий снайпер по нему стреляет. Автомат я снял, а когда проснулся мой второй номер, сказал ему: «Нам сегодня высовываться нельзя — снайпер пристрелялся». Сидеть вот так, когда даже нельзя выглянуть — муторно. Володьке захотелось закурить. Все у него было, кроме зажигалки. Зажигалка в виде кресала была только у комвзвода, и для передачи «огонька» между нашими окопами был протянут бинт с привязанной посередине гильзой с ватой. Когда надо было прикурить, лейтенант зажигал вату в гильзе. Потом эта гильза с тлеющей ватой с помощью бинта притягивалась в наш окоп.
Курить очень хотелось, и Володька стал звать комвзвода, сказав мне, что за бруствером его не видно. Но в какой-то момент Володькина голова немного показалась над бруствером, прозвучал выстрел — и он начал сползать на дно окопа. Ранение, к счастью, оказалось скользящим. Шла кровь, пришлось перевязать его двумя бинтами. Вечером пришли санитары и унесли моего второго номера, Володьку, в санчасть. Я в то время не курил. Курить всегда вредно, а иногда еще и смертельно опасно.
Форсирование Днепра
Нам повезло, повезло вдвойне, а может и втройне. Судите сами. Разведка нашла кусочек земли на том берегу Днепра, где не было немцев. Командование дивизии мгновенно организовало переправу войск. Нашу роту, от которой к тому времени осталось чуть больше взвода, разбудили ночью, и мы быстрым по времени, но довольно большим по расстоянию броском оказались у переправы. Все было так неожиданно и быстро, что я даже совершенно не помню, на чем, каким образом оказался на другом берегу Днепра, как будто просто перелетел по воздуху. Все это произошло без единого выстрела, без взрыва. Считайте это первым везением. Сразу же поступил приказ окопаться. Утром, когда рассвело, я увидел, что весь берег Днепра, насколько видит глаз, изрыт окопами — один возле другого. Переправа продолжалась и днем, теперь уже под артиллерийским огнем противника. Берег не обстреливался. Я подумал: если, не дай Бог, сейчас здесь появится вражеская авиация, от нас останется одно большое кровавое месиво. Авиация не прилетела. Второе везение. Вечером без проблем переправились танки и дивизион «Катюш». На следующее утро «Катюши» сыграли, артиллерия с правого берега поддержала, танки пошли вперед, за танками — пехота, а потом мы.
Немецкая передовая была вся во взрывах и дыму. Дым огромными клубами поднимался до облаков. С немецкой стороны ни выстрелов, ни артиллерийского огня не было. Подходя к их передовой, мы заметили наши танки, все они стояли как на параде, ровным рядом. Их остановило минное поле. Саперы не разведали, понадеялись на авось — и вот результат. А могло бы это форсирование Днепра обойтись вовсе без жертв.
Навстречу нам уже вели пленных фрицев, у них почти у всех были какие-то глупые лица и безумные глаза. Да, под огнем «Катюш» можно сойти с ума.
Продвигаясь вперед, вошли в село. Заглянув по пути в одну из хат, я обнаружил на кухне на столе раскатанное тесто, готовое к выпечке. Видно, люди, ничего не ожидая, жили повседневной жизнью, и вот нет их. Куда делись, можно лишь гадать... Село мы прошли, не останавливаясь, до следующего пункта сопротивления немцев...