Так считает харьковский историк Валерий Вохмянин, один из создателей музея «Харьковщина в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» (мемориальный комплекс «Высота маршала И.С. Конева»), автор книги «Харьков 1941-й. У края грозы».

История Великой Отечественной — один из героических и трагических эпизодов истории бывшего Советского Союза. Особенно поражает своей драматичностью начало войны — период страшных поражений Красной Армии. Как встретили 22 июня харьковчане и все население СССР? 

Советская разведка проиграла немецкой? 

— Наверное, вина за провалы первых дней лежит во многом на Сталине, который не поверил данным советской разведки? 

— Винить во всем Сталина нельзя. Сейчас много говорят о гениальности советской военной разведки, которая якобы раскрыла замысел Гитлера о нападении на Советский Союз. Это все — очередной миф. Разведчики предоставляли очень противоречивую информацию, из которой высшему руководству страны трудно было сделать правильный вывод. 

Не надо забывать, что дураками немцы никогда не были. И хранить свои секреты умели. Они понимали, что скрытно провести переброску войск к советским границам не удастся. Поэтому совершили массу различных отвлекающих мероприятий, активно используя дезинформацию. Известно, что в мае 1941-го командующих 19-й армией Ивана Конева и 16-й — Михаила Лунина (армии 3-го эшелона, которые формировались в Сибири) вызвали в Москву, где их ознакомили с планами переброски на Кавказ, с тем чтобы ударить по Ирану (в ноябре 1940-го Молотов участвовал в переговорах о создании блока Берлин-Рим-Токио). А уже через несколько дней они получили приказ о переброске в Украину. 

Разобраться во всей поступавшей информации, отделив зерна от плевел, в той ситуации было очень сложно. 

— Но ведь немцы действительно перебрасывали свои войска к нашей границе… 
— На это я отвечаю языком цифр. Если посмотреть даже те открытые источники, которые у нас есть, то становится ясно, что по май 1941 года соотношение советских войск к немецким было три к одному. В пользу Красной Армии. Немцы очень осторожно переводили к границе свои боевые части. Основные танковые и моторизованные дивизии, которые и должны были участвовать в прорывах, они перебросили за десять дней до начала войны. 

— Однако в последнюю предвоенную ночь Жуков, который был тогда начальником Генштаба Красной Армии, с согласия Сталина направил секретную директиву, требовавшую от войск западных пограничных округов быть в боевой готовности… 

— С этой директивой вообще получился казус. Все пограничные округа ее получили ночью, но в некоторых расшифровали лишь… к утру. Так, кстати, произошло в Киевском особом военном округе, в котором директиву почему-то расшифровали лишь к обеду 22 июня, когда враг уже вел военные действия на территории СССР. Об этом вообще предпочитают не вспоминать. 

Солдаты не желали воевать 

— Советские войска имели очень мощную группировку на западной границе. Почему же война началась со столь сокрушительных поражений? 

— Современные российские историки Марк Солонин и Борис Соколов объясняют это тем, что главной причиной явилось нежелание огромных масс советских солдат воевать. Мысль достаточно крамольная, и отчасти я с ней согласен. 

Поймите, у солдат отступающей и наступающей армий совершенно различный боевой дух. Одно дело, когда ты наступаешь, и совсем другое — когда обороняешься и отступаешь. Страх и паника, что тебя окружают, а командиры бросили — делали свое дело. А у страха, как известно, глаза велики. Отсюда неверная информация об увиденном противнике, которая по цепочке передавалась наверх, совершенно не отражая реального положения дел. Получив искаженную информацию, командование зачастую принимало неверные решения. 

В Харькове войны не ожидал никто 

— А как разворачивались события 22 июня в Харькове? 

— Вокруг этой темы тоже много неточностей. Дело в том, что большинство историков просто переписывают слова первого секретаря Харьковского горкома и обкома партии Алексея Епишева, которые он приводит в книге «В боях за Харьковщину». 

В ней он утверждал, что 22 июня в 4 часа утра ему позвонил командующий Харьковским военным округом Андрей Смирнов и сообщил о нападении немцев. А в девять утра Епишев уже собрал актив области, на котором якобы объявил о начале войны и поставил задачи по планам мобилизации области. 

— Разве это было не так? 

— В 4 утра в Харькове действительно узнали, что немцы перешли границу. Но что это — война или провокация — никто не понимал. Узнали о том, что это действительно война, из сообщения Молотова, которое было передано в полдень. Причем все харьковчане его ждали, но мало кто догадывался, по поводу чего оно будет. Подобное правительственное спецсообщение население СССР услышало 17 сентября 1939 года, когда Красная Армия перешла польскую границу. Но тогда это была совсем не война, а победное шествие наших войск. Нечто подобное ожидали и сейчас. А вот то памятное совещание, на котором были оглашены планы по мобилизации области на случай войны, прошло не в 9 утра, а уже в 16. 

Сначала — добровольцы, потом — дезертиры 

— Правда, что среди харьковчан был высокий патриотический подъем, поэтому от желающих уйти добровольцем в армию отбоя не было? 

— Да, это правда, но не вся. В понедельник, 23 июня, в военкоматы действительно стали приходить первые добровольцы. Многие из них были уверены, что война продлится недолго. Ведь информации о жестоких боях на границе и о крупных потерях Красной Армии не было. В газетах, наоборот, писали о том, что враг вот-вот будет разгромлен. 

— И долго так продолжалось? 

— Не очень. Впервые население Харьковской области (да, наверное, и всего СССР) всерьез задумалось о страшной опасности лишь 3 июля — после знаменитого выступления Сталина по радио. В нем он сделал то, чего не делал никогда: обратился ко всему народу, назвав людей «братьями и сестрами», а происходившее на фронте — «серьезной опасностью». Если сам вождь такое говорит, значит, дела действительно идут неважно. 

— А много Харьковщина отправила в войска людей? 

— С июня по декабрь 1941 года в действующую армию было направлено 250 тысяч человек. В первую волну в армию брали мужчин 1905–1918 г. р. Во вторую — уже 1890–1904 гг. При этом состояние дел на фронте непосредственно влияло на патриотические порывы харьковчан. Пока не знали, что на самом деле творится — добровольцы шли толпами. Когда поняли, что Красная Армия не может дать достойный отпор врагу — стали задумываться. А когда враг в конце сентября был уже под стенами Харькова — откровенно дезертировали. Из Дергачевского района, например, во время последней отправки в армию в октябре 41-го не явились в военкомат по повестке 50% мужчин, в Изюмском — 45%. 

Харьковское ноу-хау — бронетрактор Т-16 

— Уже до войны Харьков был крупнейшим промышленным центром, выпускавшим от лопат и кроватей до тракторов и турбин. Изменилась ли продукция харьковских заводов после начала войны? 

— Конечно. Дело в том, что на выпуск оборонной продукции харьковскую промышленность стали переводить еще до войны. Тот же паровозострои-
тельный стал выпускать танков Т-34 больше, чем паровозов; ХАЗ увеличил объемы производства бомбардировщиков Су-2; ФЭД делал прицелы к снайперским винтовкам; ХТГЗ (нынешний «Турбоатом»), «Серп и молот» и «Красный Октябрь» — минометы. Выпускали гранаты и многое другое. Правда, в связи с началом войны всем предприятиям были спущены новые планы, причем настолько нереальные, что в полном объеме они не выполнялись нигде. 

— А что это за харьковский танк Т-16? 

— Это была продукция ХТЗ, который успел выпустить их около ста штук. На самом деле это были обычные трактора, на которые навешивали 20-мм броню, устанавливали 45-мм пушку и пулемет. В бою они были неэффективны, но в отсутствие достаточного количества танков использовали и их. 

— Правду о первых месяцах войны не очень любят… 

— Да, тот самый страшный период в истории войны действительно мало раскрыт. Очень много документов до сих пор засекречено. На самом деле все, что мы знаем о том периоде — лишь на четверть соответствует действительности. И хотя я по натуре оптимист, думаю, что всей правды мы не узнаем никогда.