В эти дни в Берлине встречают неожиданную делегацию. Двенадцать бывших узников концлагерей приехали в Берлин по приглашению немецкой организации «Максимилиан-Кольбе-Верк».
Среди них те, кому в 1941–1942 гг. оккупанты уготовили настоящий ад на этом свете: обитатели детского дома — практически концлагеря — в Сокольниках под Харьковом.Николай Калашников и его сестра Вера Петрова, Ирина Конихина и Владимир Мещан были совсем маленькими, когда фашисты использовали их как доноров для немецких офицеров-летчиков. Но они смогли выжить…
Кто помнит: война, Сокольники?
Сокольники. Окраина Харькова. Здесь, в старинном особняке с колоннами, принадлежавшем когда-то помещику Уткину, располагался детский приют. Когда Харьков оккупировали гитлеровцы, приют с безобидной вывеской «Детский дом № 2» они превратили в источник жизни для офицеров рейха, а для большинства маленьких обитателей — в последнее место проживания. Анатолий Иванович Рева, бывший воспитанник приюта, рассказывает в своей книге, как у детей выкачивали кровь для раненых немецких офицеров. Он уверен: фашисты руководствовались теорией о биостимулирующем качестве крови голодных детей 4–7 лет. Многие умирали сразу после
выкачки крови…
Из всех доказательств у бывших детдомовцев - только это фото.
Владимиру Мещану сейчас 73 года. Он из немногих, кто тогда выжил. В Сокольники он попал четырехлетним.
— Мама с отцом не ладили. Знаете, как это бывает... В общем, бабушка с дедом забрали меня на воспитание. Когда началась война, а с ней и голод, им было нечем меня кормить. Вот и отвели в приют в Сокольники, там в то время уже хозяйничали фашисты. Нас там почти не кормили — давали какую-то баланду, а из приюта мы выйти не могли, — рассказывает Владимир Мещан.
Он помнит, как его вместе с остальными детьми от 5 до 10 лет по очереди заводили в серую машину с изображением красного креста. Внутри стояли столы, о которых очень хорошо помнит и Николай Калашников, один из самых старших в то время
узников детского дома.
— Женщины в белых халатах завели меня в серую машину. Я сразу почувствовал запах лекарств. Мне сделали укол, и я отключился...
— Я не хотел туда заходить, — вспоминает Владимир Мещан. Но меня завели, положили на спину и держали. Я вырывался. В какой-то момент удалось освободиться, но от рывка игла разорвала кожу на спине.
Еще не раз ему пришлось пережить эту ужасную процедуру, не понимая, что и зачем с ним делают. Повторится она и в другом приюте, куда маленького Володю перевели через несколько месяцев.
— Нас раздели. Погрузили в машины и забросали матрацами. Зачем? Мы до сих пор не знаем. Там, в комнате с одной кроватью, кроме меня были еще 3–4 человека. Мы разорвали матрац и по двое спасались в нем от холода. А холода стояли до 40 градусов! Нас держали в пустых помещениях. В отдельную комнату водили на забор крови. Как и раньше, не кормили. Старшие ребята таскали картошку и огурцы с соседних огородов, несмотря на то, что «воспитатели» запрещали это делать. Когда было что поесть — ели прямо на полу.
«Они думают, что нас не было...»
Организаторы «Максимилиан-Кольбе-Верк», пригласившие бывших воспитанников приюта в Сокольниках, уверены, что эти люди заслужили уважительное отношение. Поэтому насыщенная программа должна была показать гостям прежде всего новую, открытую и доброжелательную Германию. Важной была и встреча с госсекретарем Моникой Хельбиг, которая призналась, что даже не подозревала о том, что территория Сокольников — сплошная братская могила.
Николай Калашников рассказал, как фашисты сбрасывали с машин в ямы тела умерших детей и засыпали их снегом, поскольку замерзшую землю копать было нельзя. Утром воспитанники просыпались и видели растасканные и обглоданные голодными собаками останки.
— Я хорошо понимаю, что означает для вас посетить страну преступников, — призналась Моника Хельбиг. — Мы, конечно, не можем вернуть время. От имени граждан Германии мы можем только просить у вас прощение и делать все возможное, чтобы эти события больше не повторились и чтобы эта история никогда не была забыта!
Если бы на этом поставить точку, то получилась бы картина почти в стиле Голливуда — с торжеством справедливости и примирения жертв и потомков преступников. Но, к сожалению, история детей из Сокольников — это не фильм с хеппи-эндом. Когда госсекретарь Хельбиг сказала, что немцы многому научились на примере войны и сохраняют эту память для будущих поколений, она наверняка не имела в виду печати и справки, подтверждающие случившееся. Но именно их требовали немецкие журналисты у пожилых людей, как доказательство их рассказов. Без печатей и справок немецкий режиссер-документалист не поверил, что гитлеровцы использовали детей в Сокольниках в качестве органических ресурсов для близлежащей немецкой клиники.
Расстроенный, со слезами на глазах, Калашников повторял: «Как я могу это доказать, кроме того, что я это видел?» Неудивительно, что документов почти нет. И воспоминания доживших до наших дней жертв детского дома № 2 теперь единственные свидетельства. Если Германия это признает, только тогда слова госсекретаря Хельбиг будут звучать искренне.
