Запущенная еще Достоевским формула «Преступление и наказание», увы, очень неполна. В ней в полной мере не учитываются очень важные действующие лица — жертвы преступлений, потерпевшие. На сегодняшний (как, впрочем, и на вчерашний, и на «достоевский») день они — самые обездоленные наши сограждане. Бандиты сейчас чуть ли не в фаворе, борцы с бандитами — герои и молодцы. А жертвам и потерпевшим приходится защищаться самим. Редакция публикует этот достаточно острый материал в надежде на то, что представители правоохранительных органов выйдут с нами на связь и дадут к нему свои комментарии, пояснив нашим читателям ряд вопросов, поднятых в интервью Алексеем Кашубой.

Ассоциация рождалась в коридорах милиции и прокуратуры
В Харькове вот уже десятый год существует единственная в своем роде в Украине и мире общественная организация — «Ассоциация родных убиенных», которую создал Алексей Кашуба, выдающийся ученый-эколог. Из науки Алексей Иванович ушел в 1995 году, когда в ночь Старого Нового года был зверски убит его сын Кирилл. Парня нашли под Алексеевским путепроводом. Дело сразу же квалифицировали как самоубийство. С тех пор Алексей Кашуба из эколога переквалифицировался в юриста, в тонкостях изучил отечественное (и не только) законодательство, обил пороги сотен кабинетов. Дело об убийстве сына множество раз «открывали» и «закрывали» (а порой пытались переквалифицировать в дело о самоубийстве), на сегодняшний день оно, по словам отца, не ведется…
Спрашиваю у Алексея Кашубы:
— Как возникла ваша «Ассоциация»?
— 1995 год был по-настоящему страшным годом: десятки нераскрытых убийств, беспредел в правоохранительных органах, жуткая коррупция. Чтобы добиться справедливого расследования дела об убийстве Кирюши, мне пришлось обращаться то к милицейскому начальству, то к прокурору, то к губернатору. В бесконечных очередях на прием к чиновникам мне попадались одни и те же люди: такие же, как я, родители убитых детей, жены убитых мужей, дети убитых родителей. Мы начали знакомиться, обмениваться информацией, советовать друг другу, как быть. Постепенно стали приходить к мысли, что мы нужны друг другу, и 10 лет назад, в 1996 году, организовали и зарегистрировали Ассоциацию… Все начиналось с родственников жертв 60 нераскрытых убийств. С тех пор уже некоторые первые члены Ассоциации ушли из жизни, пришли новые люди, мы расширили круг проблем, которыми занимаемся: помогаем и жертвам изнасилований, и жертвам покушений на убийство. Увы, кроме нас, им и помочь-то никто не возьмется…
— Я был одним из первых, кому довелось написать о вашей организации. Помню, на газету было страшное давление после этого, приходили работники правоохранительных органов, пытались запугать коллектив редакции, сразу же выпустили телепередачу с «опровержением»… А сейчас давление продолжается?
— Вы были не одним из первых, а первым! И не только у вас были тогда неприятности. «Давили» и на другие СМИ. Но с тех пор большинство журналистов научилось «не подставляться», так что о давлении на них я больше не слышал. А вот на членов Ассоциации «давят» не меньше, чем 10 лет назад: угрожают уволить с работы, просто физически уничтожить, запугивают…
— Почему?
— Чаще всего родные убитых людей — самые главные, а порой и единственные свидетели преступлений. Кому, как не им, знать, с кем конфликтовал покойный, кому была выгодна его смерть, кто угрожал ему перед убийством? Так что если предположить, что преступник с правоохранителями договорился, то родственники мешают и одной, и другой стороне, особенно если они не хотят смириться с тем, что дело не раскрыто, пытаются добиться возобновления расследования. К примеру, за некоторое время до убийства моего сына мы заявляли об угрозах в Киевский райотдел милиции города Харькова. При расследовании дела об убийстве Кирюши этот факт вообще не рассматривался. Сейчас я добиваюсь справедливости, то есть моя позиция «неудобна» ни убийцам, до сих пор находящимся на свободе, ни тем «правоохранителям», которые их покрывают…
— Действительно ли ваша Ассоциация — единственная в мире?
— Да, нам не удалось найти ни одной подобной организации. Лишь в Виннице родственники жертв зверских убийств решили недавно пойти по нашим стопам, объединиться. Дело в том, что нигде в мире жертвы преступлений не являются такими незащищенными людьми, как у нас в стране. Американским или европейским родственникам жертв убийств не надо объединяться в организации — для их защиты созданы специальные агентства, действуют государственные программы защиты свидетелей, есть психологические службы. Даже в России после Беслана возник ряд нормативных актов, направленных на защиту потерпевших, на компенсацию государством их ущерба. У нас — все наоборот! Но не только в незащищенности дело — огромное количество преступлений по различным причинам просто остаются нераскрытыми. К примеру, 500 предумышленных уличных убийств в Харьковской области. Количество преступлений также поражает воображение. За все время войны в Афганистане погибло 249 харьковчан. В то же время каждый год в Харькове и области бандиты по статистике убивают в среднем до тысячи человек. Это в мирное время! Но жертвам бандитизма, в отличие от жертв войны, памятников в скверах не ставят, о них в обществе как-то не принято
говорить…
Легче быть бандитом…
Алексей Иванович и его единомышленники рассказывают, что, получив роковое известие о гибели родственников, каждый из них испытал страшнейший шок. У людей точно пропал какой-то стержень, то, на чем держалась их жизнь… Многие, потеряв смысл своего существования, лишились работы, средств. Алексей Кашуба говорит: «В нашем обществе сегодня преступник — самый защищенный человек: государство дает ему бесплатного адвоката, предоставляет крышу над головой, еду, его лечат, если он болен, следят за тем, чтобы он остался жив… А потерпевшие? Они брошены на произвол судьбы! Да, в Гражданском кодексе появилась статья, по которой предусматривается возмещение от государства ущерба жертвам преступлений. Но эта статья не работает — судьи отказывают членам Ассоциации в такой компенсации, а прокуратура говорит, что это не ее дело, милиция и вовсе не интересуется данным вопросом. Нет ни программ психологической помощи, ни льгот (например, не предоставляется внеочередной отпуск на работе, люди, испытывающие страшное горе, должны как ни в чем не бывало ходить на службу), не говоря уже о социальной защите и материальной помощи!»
Алексей Иванович говорит, что его Ассоциация занимается разными делами. Но едва ли не главное — это регулярные собрания за чайным столом в его квартире. Да-да, попить вместе чаю — это, оказывается, тоже очень важно для людей, испытавших горе. Одна из активисток Ассоциации, мать, потерявшая сына, говорит: «Когда у меня случилась беда, моего мальчика убили, разбросав части его тела по всему городу, многие стали высказывать мне сочувствие. Родные, близкие, знакомые. Но шли дни, недели. У них происходили разные события: печали, радости, успехи по службе. А у меня было только одно: горе, скорбь, слезы. И вскорости я осталась совершенно одна — все от меня отвернулись. Нет, люди продолжали здороваться, были вежливы. Но когда я пыталась с ними заговорить о своей беде — они отводили глаза и произносили: «Понимаем…» Но разве они могли понять? А здесь, в Ассоциации, я встретила настоящее понимание, так как поговорила с людьми, которые прошли через этот кошмар, которые нашли в себе силы не покончить с собой, бороться…»
С горечью Алексей Иванович говорит: «В нашем обществе легче быть бандитом, чем добропорядочным гражданином. Наша Ассоциация изначально создавалась как альтернатива мести, отчаянию, злобе. Мы объединились, чтобы добиться справедливости. Но это оказалось очень и очень сложным делом. Эту борьбу выдержали не все…»
Защита потерпевших — дело рук самих потерпевших
В надежде на оптимистичный ответ спрашиваю:
— Так что, за десять лет добиться справедливости так и не удалось?
— Почему же, во многих делах благодаря взаимовыручке членов Ассоциации нам удалось добиться денежных компенсаций потерпевшим (по украинским законам в случае убийства потерпевшими признаются все члены семьи убитого), в ряде случаев удавалось заставить правоохранителей возобновлять расследования, по материалам организации были наказаны некоторые правоохранители, занимавшиеся волокитой, покрывавшие преступников. А три дела членов Ассоциации находятся сейчас на рассмотрении Европейского суда. За десять лет мы многому научились и борьбу прекращать не намерены.
Алексей Кашуба утверждает, что заявления правоохранителей о том, что количество убийств является главным показателем качества работы их ведомства, «так как эту цифру не подделаешь», — очень далеки от истины.
— Алексей Иванович, сколько, по-вашему, убийств скрывается и как?
— Судя по данным нашей Ассоциации, а также наших единомышленников из Винницы, можно с уверенностью утверждать, что в Украине сложилась и действует порочная система сокрытия тяжких преступлений, в частности убийств. Чаще всего убийства маскируют под самоубийства. При этом подлог начинается с оперативной группы милиции, производящей первый осмотр места преступления, продолжается в прокуратуре и полностью поддерживается в суде. Когда есть желание представить убийство как самоубийство (чаще всего это желание «стимулирует» сам преступник), фальсификация начинается с составления протоколов осмотра места преступления. В них зачастую нет ни точного описания места, ни фотографий, ни описания улик. Уже через какое-то время становится невозможно восстановить события, так как нигде не зафиксировано, в каком именно месте находился труп, в какой позе был найден и так далее. Второй этап фальсификации — это когда следователь отправляет судмедэкспертам, проводящим вскрытие тела, заявку-установку, к примеру: «подтвердить факт самоубийства». Все, с этого момента дело фальсифицируется навсегда. Мы много раз пытались привлекать альтернативных специалистов, указывали на явные несоответствия в отчетах — результаты вскрытия, выполненные «по указке» следователя, являются непреодолимым препятствием для установления истины. Недавний пример: 30 декабря на строительстве трудился молодой рабочий. Он был здоров, весел и жизнерадостен. А на следующий день был найден мертвым. На его теле были следы побоев. Но экспертиза показала: «Умер от сердечной недостаточности». И все, никто не разыскивается за убийство — а в том, что речь идет о хладнокровном убийстве, я лично, ознакомившись с материалами, не сомневаюсь… Еще один трюк — в большом количестве дел мне попадалась формулировка эксперта «причина смерти не установлена». Это — «сказка» для следователя: он может действовать сообразно своей фантазии. А если оснований для закрытия дела все равно недостаточно — они могут появиться через неделю, месяц, год: просто допишут или перепишут тот или иной протокол, «найдут» следы на месте преступления, которых никто раньше не видел, — и все, дело закрыто…
Мы долго, почти до полуночи, говорили с Алексеем Ивановичем о десяти годах борьбы за справедливость. О том, как харьковского потрошителя, убийцу, расчленившего тело молодого парня, отпустили на свободу в России, проигнорировав материалы расследования, предоставленные Генеральной прокуратурой Украины. Причем факт расчленения тела, разбрасывания останков по разным районам Харькова вообще не рассматривался в суде (Алексей Иванович и отец убитого за свой счет ездили на судебное заседание в Россию, о чем наша газета сообщала год назад). О том, как некий боксер, в прошлом известный чемпион, просто так, для развлечения, убил кулаками школьника-младшеклассника, а суд приговорил его к двум годам условно за… «превышение мер необходимой самообороны». Мы спокойно говорили о том, о чем надо кричать, так как такого просто не должно быть ни в прошлом, ни в будущем…
Листая архивы Асcоциации, я наткнулся на интересную закономерность. Пишет родственник зверски убитого человека жалобу на то, что, скажем, следствие ведется предвзято. И получает отписку, к примеру: «Факты не подтвердились». Он пишет в вышестоящую инстанцию — тот же ответ. Он — еще «выше». И вот, писем эдак через пять-десять приходит бумага примерно следующего содержания: «По результатам служебного расследования фактов, приведенных в вашей жалобе, выявлены серьезные нарушения в работе… Сотрудник Н. уволен, К. переведен на более низкую должность…» А знаете, как заканчивается обычно такой документ? Фразой: «Просьба больше жалоб по данному поводу не присылать»!
Представляете?! Если бы правоохранителя-взяточника или недотепу выявили специальные службы, их сотрудникам в торжественной обстановке повесили бы на кители медали, выделили бы премии, повысили звания и оклады. А когда оборотней в погонах выявляют обычные граждане, рискующие при этом вновь оказаться потерпевшими, им высокие начальники не считают нужным даже сказать «спасибо». Правда, не за «спасибо» стараются эти люди. Все, что осталось у многих из них в жизни, — это желание узнать, за что погибли их близкие, и увидеть убийц на скамье подсудимых во время оглашения справедливого приговора.