В дорогу нас позвало письмо, которое мы с мужем получили от фронтовой подруги Марийки. Муж лежал в госпитале во время войны раненый, а мы с Марийкой в этом госпитале работали. Вот с тех давних тревожных дней и подружились.

Писала она нам, что приболела, сердечко стало пошаливать. И вот мы в пути. Настроение было радостное и тревожное. Радость от предстоящей встречи, а тревога — за друга.
До Харькова поездом добирались, а дальше автобусом по украинской земле. Так было приятно ощущать священную землю, где родился Т.Г. Шевченко. Осень была в разгаре. Клен и рябина красная всю автомагистраль украшали. Листья клена большие, кружевные, цвета яркого солнца. А гроздья рябины светились огоньками люстр. Воздух напоен ароматом осенней травы и так легко дышалось — никакой усталости не чувствуешь.
Мы незаметно оказались у заветной остановки «Луговики». Был уже поздний вечер, темно. Автобус остановился и мы вышли. Кругом чистое поле, добираться до села еще два-три километра, а мы здесь впервые. Из трех дорог, идущих к селам, выбрали одну и пошли. Нас опять сопровождали клены. Такая красивая аллея тянулась почти до села. Мы слышали шелест листьев, да луна отблескивала на верхушках. Мы спустились вниз и перед нами выстроились невысокие белые хаты с небольшими оконцами, в некоторых еще светилось.
Решили постучать в хату, где огонек, но нам встретился добрый человек. Представился Василием. Мы сказали, что нам нужно найти Охременко Марию Степановну. Он задумался, но когда мы уточнили, что учительницу, обрадовался и стал быстро говорить по-украински, мы даже не все сразу поняли.
— Так хто ж це не знает учительку Марию Степановну? Она моих детей учила, детей всего села. Я сейчас мигом, только прошу вас показаться моей маме, ведь все село знает, что вы приехали до учительки, а я первый встретил и не показать вас маме не можно!
Мы решили показаться. Дверь открыла старенькая женщина, сказала: «Что, сынок, так поздно?» Но он не дал ей досказать, говорит:
— Привел показать гостей Марии Степановны. На войне вместе были, приехали повидаться да не знают, как найти хату. Так я, прежде чем отвести, решил их тебе показать.
— Ох, дорогие гостечки, — сказала она, — ведь радость-то какая! Да вы проходите, садитесь, поговорим: Мария Степановна, ох обрадуется! Она у нас первый человек в селе. Пожалуйста, молочка с дороги попейте.
Я заглянула в горницу и изумилась художеству и труду. Все стены были увешаны ровными рядами вышитых рушников изумительной работы. И такая в хате белизна и красота, что я стояла очарованная.
Старушка заметила мое изумление и сказала: «Мы с детства приучены вышивать. Вот и это все сделано моими руками. Зрение сейчас плоховато, a все равно не бросаю. На стенках это еще не все, больше в скрыне лежит».
Скрыня — это большой сундук. Я даже подумала, что сначала хозяин скрыню делает, а потом хату строит, ибо в дверь скрыню не внесешь.
— Да вы попейте молочка, да вот с медком. Спасибо вам, что фашистов победили. Бед-то они наделали кругом — и вспомнить страшно. Село наше чисто спалили, сын мой старший погиб на войне, а Василь мне сейчас на радость. Он чудом уцелел. Малолеткой его чуть на чужбину фашисты не угнали, да партизаны спасли. Вот сейчас и радуюсь, и сыном, и внуками.
— Спасибо вам, — сказала я, — но нам нужно друга встретить.
— Да вы еще к нам заходите.
Долго мы шли темными извилистыми улочками села. Василий сказал, что Мария Степановна живет при школе. «Где учила, там и живет, одна она».
Подошли к школе, а рядом маленький домик, огонек в окне горит. Я побежала к окну и тихонько постучала. Скрипнула наружная дверь и вышла наша Марийка. Увидев нас, она закричала, и эхо раздалось на все село.
— Родные вы мои, голуби сизокрылые, прилетели наконец-то ко мне!
Мы плакали, обнимались, сначала громко разговаривали, а потом перешли на шепот, и все трое — за валидол. Тридцать лет прошло, расстались молодыми, а встретились совсем другими. Мы разговаривали обо всем, о друзьях, которых потеряли навечно, и о друзьях, которых нет с нами, о детях и внуках. Все фразы начинались: «А помнишь? А помнишь?» Мы как бы заново вернули на мгновение свою молодость, молодость тревожных тяжелых лет войны. Мы вновь как бы помолодели душой. И как ни старались, в эту ночь никто из нас заснуть не мог. А утром нас соседи угощали варениками, грибами, сливами. Всем была охота зайти в Марийкину хату и поздравить нас со встречей.
Красоту села мы увидели днем. Со всех сторон его окружает лес — золото с багрянцем. Посреди села небольшая речушка. В ней плавают домашние утки всех цветов радуги. Особенно красиво одеты селезни, а белоснежные стайки гусей напоминают праздничные покрывала на зеленой траве. Около каждой хаты — деревья, цветы. Большой дворец культуры, магазины — все, как в городе. Глядишь по сторонам — так все красиво, что не передашь словами.
В школу пригласили нас на торжественную линейку, где попросили поделиться воспоминаниями о войне.
Я рассказала о Сталинградской битве, в которой нам довелось участвовать, о жестоких боях, где ежеминутно видели кровь и смерть, увлеклась воспоминаниями и, видимо, не учла детской психологии. Когда рассказывала о величественном памятнике погибшим на Мамаевом Кургане, девочка, стоявшая в пионерском строю, потеряла сознание. Да это и понятно. Наши дети живут под мирным небом, их сон никто не нарушает, и пусть никто из них, стоявших здесь, не почувствует гари войны, слез матерей и детей.
— Пусть никогда в жизни на нашей планете не будет войны, не будет фашизма, а только мир и мир! — сказала я.
Нам преподнесли подарки и повязали галстуки. Мы даже заплакали. От радости, что нас, победителей, помнят. От радости и гордости за свой теплый и душевный советский народ. Мы живем единой семьей, какой бы мы ни были национальности.