Во время инцидента, имевшего место в Харьковском СИЗО, заключенные продемонстрировали свою безмозглость и психопатичность, тюремное начальство — недалекость и моральную нечистоплотность, а журналисты — некомпетентность в освещении проблемы. Так считает Владимир Андреевич Ажиппо, преподаватель кафедры прикладной психологии ХНУ им. В.Н. Каразина, к которому мы обратились за разъяснением ситуации.

История с членовредительством двух десятков заключенных Харьковского следственного изолятора обошла все средства массовой информации и определенное время являлась топ-новостью не только регио-нальных средств массовой информации, но и общеукраинских СМИ. Масла в огонь подливал и недостаток сведений о случившемся в СИЗО — представители пенитенциарной системы области попытались подать эту информацию в несколько искаженном виде, а часть ее просто скрыть. Причем не только от широкой общественности, но и от правоохранительных органов. Как сообщало информагентство «Медиапорт», установлено, что руководство следственного изолятора своевременно не сообщило об этом факте в органы прокуратуры, как того требует закон, таким образом, скрыв это происшествие.
Сегодня мы предлагаем на-шим читателям взгляд на происшедшее человека, который более 20 лет проработал в системе исполнения наказаний (в частности, в том же следственном изоляторе — 12 лет) и прекрасно знает эту систему изнутри.
«Холостые» самоубийства
Итак, что могло случиться в Харьковском СИЗО накануне Дня Победы? По мнению Владимира Ажиппо, нет ничего не-обычного в том, что заключенные изолятора занялись членовредительством. Примерно до второй половины 80-х годов прошлого века это было типичным занятием для тех, кто являлся «клиентом» систе-мы исполнения наказаний. «Вскрыться» заключенный мог по разным причинам: от знака протеста против режима содержания, ведения следствия или приговора суда до нехитрого приема поменять жесткую нару в камере на больничную койку в санчасти. Раньше многие полосовали себе руки поодиночке, но групповые случаи бывали значительно реже.
С физиологической точки зрения вскрытие вены смертельным оказывается очень редко и погибнуть таким образом удается немногим. Даже потеря пол-литра крови не представляет особой опасности для человеческого организма — доноры сдают ненамного меньше без особых последствий. При «любительском» же вскрытии вены из-за сворачиваемости крови ее может вытечь значительно меньше. Да и с высокой долей вероятности можно утверждать, что в действительности никто из заключенных сводить счеты с жизнью всерьез не планировал.
Игра на публику
У людей, которые неоднократно оказывались в местах «не столь отдаленных», наблюдается так называемая психопатизация личности. Жизнь при отсутствии воли, множестве раздражителей, депрессий и других отрицательных факторов накладывают отпечаток на психику рецидивиста, и примерно у 90% из них реакция на конфликт может выливаться в самые странные (для нормального человека, конечно) последствия. В харьковских учреждениях, например, одни резали вены, другие глотали гвозди или наборы для игры в домино (чтобы потом продемонстрировать сокамерникам, как они «тарахтят» в желудке), третьи прибивали себе ступни к полу… Членовредительство для заключенного — это всегда спектакль, рассчитанный на зрителей, на их реакцию. Если бы в открытом море в лодке вдруг оказались те же двадцать человек, никто бы не занимался членовредительством, потому что оценить его было бы некому.
Случившееся в Харьковском СИЗО не было также акцией протеста. Протест — всегда рассудочное действие, оно готовится заранее, при необходимости переносится на определенное время, но обычно все равно происходит. По мнению Владимира Ажиппо, в камере №125 не произошло ничего такого, чего не было раньше. Возможно, там действительно был жесткий «шмон» (обыск) или что-то в этом роде, но это не могло стать серьезной причиной для члено-вредительства. Тем более, что опыт предыдущих «тюремных» десятилетий показывает: большинство рецидивистов относятся к коллегам-членовредителям отрицательно, пренебрежительно.
Поиски причины невозможны?
Скорее всего, истинных причин случившегося (если таковые есть вообще) не узнает никто. Подавляющее большинство из «вскрывшихся» на вопрос «Зачем?» вряд ли ответят что-либо членораздельное, потому что действительно не смогут объяснить собственного поступка. Остальные двое-трое — например зачинщики всей катавасии — в силу своей бандитской психологи соврут что-нибудь и сами же поверят в эту версию. Как считает Владимир Ажиппо, для выяснения истинных причин группового членовредительства следует обращаться к заключенным, которые не порезались вместе с остальными, и спрашивать у них: «Почему вы не сделали этого вместе со всеми?»
«Классический» заключенный, как бы к нему ни относились на свободе, — это человек, которого не волнуют ни последние политические новости в стране, ни то, что творится в километре по ту сторону забора колонии или следственного изолятора. Из бытовых условий зэка интересуют вполне реальные вещи: питание, нормальное медицинское обслуживание и чистая простыня. Ему все равно, какого цвета стена у его койки и есть ли бассейн в учреждении, где он отбывает срок. Никаких эмоций не вызывает у него и евроремонт: если захочет — и там гвоздем напишет: «Здесь мотал срок…» То, что заключенные везде одинаковы независимо от условий проживания, продемонстрировал телевизионный репортаж из колонии во Львовской области. Условия проживания в подобных учреждениях Харькова и Львова отличаются, как гостиница от землянки, а результат один и тот же —
членовредительство.
Многое зависит от психологии и индивидуальности конкретного человека, попавшего в систему исполнения наказаний. Недавно масс-медиа сообщали об очередном инциденте в СИЗО — там повесился один из арестованных, у которого начался алкогольный психоз.
Владимир Ажиппо рассказал, что в следственном изоляторе с таким психозом среди заключенных выявляют в среднем одного в месяц. Если человек попал в алкогольную зависимость, а потом оказывается в условиях, где взять «100 граммов» негде, его приходится лечить. Для этого в медчасти учреждения есть специальные медикаменты, которые помогают отсрочить алкогольный психоз. В практике самого Владимира Андреевича был случай, когда такого больного пришлось спасать просто с помощью стакана водки, поскольку был выходной, а лекарство было недоступно. Так или иначе, но в подобном состоянии, если никто этого не заметил, человек вполне может свести счеты с жизнью (именно поэтому в многоместных камерах самоубийств почти не случается).
Метаморфозы скрытности
Владимир Ажиппо считает, что после ЧП в СИЗО, когда членовредительством занялись сразу два десятка заключенных, представители системы исполнения наказаний поступили недальновидно. По его мнению, сразу же после случившегося следовало собрать журналистов и через них рассказать общественности, что к чему. Ситуация была такова, что особой вины самих «тюремщиков» не было — обычная (хоть и подзабытая) ситуация для таких учреждений. Но тюремная система пошла по другому пути: она изначально создала себе огромные проблемы, забыв, что отсутствие информации рождает в головах людей самые невероятные слухи, домыслы, гипотезы и версии. Попытка скрыть информацию о случившемся в Харьковском СИЗО провалилась как у руководства пенитенциарной системы, так и у прокуратуры, которой тоже невыгодно афишировать по-добные инциденты (ответственность частично ложится и на них) — слишком незаурядное событие, чересчур много людей оказались втянуты в этот процесс.
Департамент исполнения наказаний Украины был создан в 1999 году, как утверждает наш собеседник, с огромными нарушениями: систему «откололи» от МВД, сделали самостоятельным органом исполнительной власти и до сих пор не передали в управление Министерству юстиции, как это практикуется в странах Европы и как это давно сделала Россия. На первом году существования по-явился приказ, который запрещал сотрудникам Департамента общаться со средствами массовой информации. Этого неконституционного распоряжения (в Минюсте его, конечно же, не пропустили бы, так как он противоречит правам человека) никто не отменил до сих пор, поэтому пенитенциарная система остается закрытой для посторонних, о ней мало пишут и о ее работе мало знают, что является основным «удобрением» для развития ее многочисленных болезней. В структуре МВД тоже было похожее решение, но там поступили намного умнее — за информацией журналистов отправляли в Центр общественных связей того же правоохранительного органа.
Что касается закрытости системы исполнения наказаний, то здесь наблюдаются достаточно странные вещи с точки зрения здравого смысла и даже с точки зрения украинского законодательства. Так, работников СМИ и представителей правозащитных организаций редко пускают в СИЗО, потому что, мол, они могут помешать процессу следствия. Однако когда в Украину приезжают представители Сове-та Европы, их в учреждения УИН пускают беспрекословно. Очень бы хотелось, чтобы правила игры были одни и те же для всех…
Простые рецепты
Таким образом, по мнению Владимира Ажиппо, в сложившейся ситуации трудно признать правоту какой-либо из сторон. Заключенные Харьковского СИЗО продемонстрировали свою безмозглость и психопатичность, тюремное начальство — недалекость и моральную нечистоплотность, а журналисты — некомпетентность в освещении проблемы.
Чтобы в дальнейшем не было проблем с донесением до общественности инцидентов в пенитенциарной сис-теме, рецепт «от Ажиппо» весьма прост. К тексту статьи 24 уголовно-исполнительного кодекса Украины («Представители СМИ могут посещать учреждения исполнения наказаний по специальному разрешению администрации этих учреждений или органов управления указанными учреждениями») следует дописать, что в случае отказа журналисту в посещении руководитель учреждения обязан дать комментарий по этому поводу. Или будет отстранен от службы. Вот так: ни больше ни меньше!
По наблюдениям человека, отдавшего пенитенциарной системе два десятилетия, де-вять из десяти начальников учреждений УИН боятся пускать средства массовой информации на территорию своей организации, но еще больший ужас у них вызывает перспектива говорить в видеокамеру…
Владимир Ажиппо уверен, что, если сейчас пустить журналистов во все учреждения системы исполнения наказаний и не препятствовать их работе (за исключением, конечно, той информации, которую предусматривает закон о государственной тайне), то через несколько месяцев общественность вообще потеряет интерес к этой теме. Потому что на самом деле пенитенциарная система — достаточно серое, угрюмое и однообразное болото, в котором «варятся» и те, кто стережет, и те, кого стерегут.

Анонс
Уважаемые читатели!
После нелегких, но таки успешных переговоров с руководством Харьковского областного управления исполнения наказаний в середине июня у нас на «Прямой линии» на ваши вопросы сможет ответить начальник УИН Александр Алексеевич Кизим.
Он обещал честно и непредвзято рассказать о положении дел в вверенном ему департаменте.