Четверть века назад сотрудник Госавтоинспекции Александр Несветий добровольно участвовал в ликвидации аварии на ЧАЭС.

Две недели в зараженной зоне сделали свое дело – ему дважды в год приходится ложиться в больницу, а большинства его товарищей уже нет в живых. Однако, уверяет Александр, если бы время повернулось вспять, он не изменил бы своего решения.

Воспоминания даются Александру непросто, поэтому он начинает издалека. В 1984 году молодой человек (ему исполнился 21 год) пришел работать в Октябрьский отдел вневедомственной охраны. Проработав там несколько лет, в 1886 году он добровольно отправился в Чернобыль. При этом парень одним из первых вызвался помочь людям в той ужасной катастрофе, а о том, чтобы увильнуть от опасной «командировки», не было и речи – вопрос для Александра был принципиальным.

– От вышестоящих органов поступила просьба помочь обеспечить общественную безопасность в Чернобыле, – рассказывает Александр. – Я согласился. Всего из Харьковской области вызвалось 23 человека. Нас посадили в поезд, а по прибытии в Киев отправили автобусом в город Припять.

Припять напоминала место действия «Войны миров»


Парень не ожидал, что служба в опустевшем городе будет таить столько опасностей. Александру и его коллегам пришлось охранять брошенные эвакуированными жителями вещи, ведь мародеров, которые пытались украсть все, что представляло хоть какую-то ценность, было предостаточно.

– Оружия нам не выдавали, на всех был один бронетранспортер – и все. Дежурили по суткам группами по три человека. Приходилось все время быть начеку – мародеры были агрессивными. Сама же Припять выглядела так устрашающе, что мне постоянно вспоминалось произведение Герберта Уэлса «Война миров». Дома стояли пустыми, в небе летали вертолеты, которые распыляли химические вещества для снижения радиации. Мы тогда еще не знали, с чем столкнулись… Реактор находился в 500 метрах, – вздыхает Александр.

Несмотря на то что группа Александра Несветия находилась в зоне всего две недели (впрочем, дольше никто и не выдерживал), последствия недолгого пребывания предопределили многие судьбы на много лет вперед.

– От радиации нас никак не защищали: обычная рабочая одежда и на лицо - марлевый лепесток, покрытый специальным химическим составом. У каждого на одежде был прикреплен значок диаметром в пять миллиметров, так называемый «накопитель радиации». На нем была черная полоса-капсула с какой-то жидкостью внутри -- по ней и определяли степень облучения, которое мы получали. В конце смены все сдавали эти значки на проверку, – рассказывает он.

Облучение превышало допустимое в сотни раз


При этом медицинскую помощь парням не оказывали, о каких-либо лекарствах или даже молоке и речи не шло, хотя, вспоминает Александр Несветий, случаи, когда люди теряли сознание, были нередки. Учитывая тот факт, что его группа несла службу непосредственно вблизи реактора, двухнедельное облучение для многих впоследствии стало фатальным.

– Согласно данным дозиметра радиации, суточная норма облучения была 16-27 рентген, тогда как в рентген-кабинете, например, человек облучается всего сотыми долями рентгена, – вспоминает он. – Те, кто находился вблизи реактора, получали критическую степень облучения. Когда взорвался четвертый блок, радиоактивная пыль оседала на траву, деревья -- и все превращалось в желтое месиво. Солдаты без защитных костюмов проводили вырубку леса, и пыль осыпалась прямо на них. После этого люди долго не жили… 

Государство не оценило подвиг ликвидаторов


После «командировки» Александр вернулся в Харьков. В 1993 году он перешел в областной батальон ГАИ, где работает до сих пор. За это время он видел много страшных ДТП, но увиденное в Чернобыле не может забыть до сих пор.

– Большинства из моих товарищей по группе уже нет в живых – раковые заболевания сделали свое дело. А с теми, кто жив, я время от времени общаюсь, – говорит он. – Жизнь у нас сложная: помощь от государства ничтожно мала – 150 гривен в месяц. А три года назад дали медаль – и все.

И хотя из-за пребывания в зараженной зоне Александр Несветий вынужден дважды в год ложиться в больницу, но о решении, принятом четверть века назад, он не жалеет. Уверяет, что если бы знал обо всех последствиях радиационного облучения, все равно отправился бы в Чернобыль, ведь родину кто-то должен защищать.