Статья Евгения Кушнарева обращена к тем, кому небезразлична судьба Украины. Она была напечатана в газете «2000» и уже вызвала интересные отклики. Так Д. Вишневецкий в статье «Украина — один большой компромисс» называет работу Евгения Кушнарева масштабной и актуальной заявкой на продвижение новой национальной идеологии. Евгений Кушнарев, опираясь на труды ведущих западных мыслителей, развивает в статье обоснование перспективности политической (гражданской) нации в Украине, которая фактически уже существует.
Пожалуй, давно пора подвергнуть основательной профессиональной проработке и серьезной корректировке целый ряд актуальнейших идеологических, политических и правовых вопросов развития Украины. События последнего времени убеждают: промедление грозит углубить и обострить некоторые противоречия и нескладности в структурных и институциональных параметрах развития страны, которые в дальнейшем могут создать труднопреодолимые отклонения от оптимальных путей.Прежде всего необходимо разработать принципиально новую национальную идеологию. Она должна заменить явно задержавшуюся на политической арене этнокультурную, одностороннюю и упрощенную нынешнюю национальную идеологию, разработанную еще во времена «НРУ за перестройку». Основной упор в ней делается на силовое внедрение языкового, историко-культурного и конфессионального монополизма в стране, своеобразную новую этнокультурную автократию. Тем самым наносится колоссальный вред актуальнейшему на сегодняшний день делу объединения Украины, преодоления угрозы раскола страны. В рамках такой этнокультурной национальной автократической идеологии отрывается от основных процессов в стране большая часть ее населения, живущая в восточных и южных регионах, наиболее развитых экономически.
Настало время разработать новую, гражданскую, социально-политическую национальную украинскую идеологию, в которой вместо этнокультурного единства (язык, религия, история, фольклор и т. п.) на первое место выдвигается единство гражданское, политическое и социальное, то есть принадлежность прежде всего к единому Украинскому государству как новому политическому и социальному феномену, включающему, безусловно, и этнокультурный феномен, однако в отличие от прежней идеологии отнюдь не только его и далеко не на первом месте. Тем более, что есть немало социологических наработок, а также трудов ведущих западных политологов, где предлагается именно такая, принципиально новая модель для идеологического фундамента Украинского государства.
В литературе исследованы две разновидности национальной идеологии и национальной идеи. Первая основана на этнокультурном феномене и связанном с ним самосознании народа. Вторая — на социально-политическом и гражданском самосознании. Каждый народ в определенную историческую эпоху в соответствующем геополитическом ареале выбирает свою модель построения государства и нации. В Украине, как и в большинстве советских республик, в конце существования СССР сформировалась именно первая модель национальной идеи. Усилиями создаваемых тогда организаций соответствующей направленности, среди которых наиболее успешным в политическом отношении оказался «НРУ за перестройку», была сформирована и адаптирована к тому историческому моменту доктрина украинской нации как этнокультурного феномена. Базировалась она на таких факторах, как язык, героическая история, понятие титульной нации, а также в значительной степени на противопоставлении себя бывшей метрополии — России. На первых этапах движения народа к достижению и укреплению независимости, несомненно, такой принцип был понятен и даже уместен. Он возрождал гордость народа, обострял духовное содержание понятия «свой — не свой», что в конечном итоге способствовало на начальном этапе построения государства социальной и политической мобилизации общества.
Однако наступает момент, когда в старые идеологические меха новое молодое вино, то есть государство, уже не влить. Нужна новая доктрина, направленная на укрепление независимости страны, усиление ее как игрока на международной арене. И главное — на развитие демократии в ней. Между тем, оставаясь в рамках национальной идеи старого этнокультурного принципа, следует исключить перспективу построения современного демократического европейского государства.
Все это свидетельствует о глубокой раздвоенности политических сил, представленных сегодня в ВР во фракциях «НУ» и БЮТ, которые ставят в основу своей политической позиции одновременно две несовместимые идеи: этнокультурную доктрину построения Украинского государства и приверженность европейским демократическим ценностям и декларируемому продвижению в Европу. Ибо базовой ценностью европейской общности наций и народов является как раз борьба с националистическими теориями, с расистскими и этническими воззрениями. И основой построения современного европейского государства является вовсе не этнокультурный феномен, а наоборот — гражданский, социальный и политический.
Основанием для разработки новой национальной идеологии, таким образом, служит ряд структурных, политических и институциональных параметров современного развития Украины, в частности следующие:
— национальная независимость Украины;
— состоявшиеся демократические выборы в парламент в марте 2006 года;
— мультикультурность народа Украины, создающая непрекращающиеся геополитические риски и перманентную угрозу раскола страны;
— глобализационные процессы в мире, изменяющие характер и тип взаимодействия национальных государств с международными и надгосударственными региональными структурами, влияющие, в частности, и на Украину;
— четко выраженный стратегический курс страны на европейскую интеграцию, а значит — на европейские ценности, политические и социальные традиции.
Предлагаемая нами новая модель не выдумана, она соответствует европейской традиции построения современного демократического государства. И во Франции, Германии, Нидерландах, Швейцарии давно уже практически реализована.
Любопытно и то, что именно западная политологическая литература дает самые глубокие и пространные исследования этого вопроса.
Вот некоторые самые важные публикации в западных изданиях на эту тему.
В начале XX века немецкий ученый Фридрих Майнеке (F. Meinecke Cosmopolitanism and the National State (Princeton, Princeton University Press, 1970), pp. 40,12) выделил политическую нацию, основанную на общей политической истории и общности конституционного консенсуса, разделяемого нацией; и культурную нацию, основанную на общем культурном наследии.
Между ними есть существенная разница: принадлежность к политической нации является добровольной, в то время как принадлежность к культурной от человека не зависит, ибо не есть результатом его выбора, а дана ему изначально.
Понятие политической нации вытекает из последствий Французской революции 1789 г. и порожденных ею идеалов самоопределения и политического суверенитета. Культурный национализм порожден немецкой мыслью, борьбой за национальную немецкую индивидуальность, характеризовавшую антипросвещенческую немецкую мысль.
Многие исследователи, в частности Ганс Кон (Hans Kohn. The Idea of Nationalism, 1945, NY, Macmillan), выделяют западноевропейский политический и восточноевропейский культурный национализм. Последний Кон называет мистическим, органичным, авторитарным, в то время как западный политический — гражданским и рациональным. Он объясняет это иным характером социально-политического развития восточноевропейских народов, которые апеллировали для самовыражения скорее к культурному, чем к правовому полю. Национализм тут был в большей степени результатом мечтаний ученых, фактором образования и пропаганды, а не вопросом реальной политики и действий правительства. К типичным примерам западного гражданского национализма Кох относит Англию, Францию, Голландию, Швейцарию и США. На Западе национализм боролся против династического права, монархий, и в связи с этим государство там предшествовало нации или, по крайней мере, шло параллельно с ее образованием. В странах Восточной Европы, наоборот, нация предшествовала государству.
Позже Майкл Хьюз сопоставил так называемый либеральный национализм, порожденный Французской революцией, и романтический национализм. Последний был, по его мнению, скорее культурным движением, реакцией на холодный рационализм Просвещения (М. Hughes. Nationalism and Society. Germany 1800—1945. — London, 1988, pp. 22—23).
В свою очередь Анджей Валицки говорит о двух типах романтического рационализма: прогрессивном и консервативном (Andrzej Walicki, Philosophy and Romantic Nationalism. The case of Poland (Oxford, Clarendon Press, 1982, p. 77).
Правда, в последних исследованиях авторы пытаются объединить эти два типа, порой утверждая, что в основе политического непременно должен присутствовать культурный национализм. В частности, Бернард Як вообще говорит, что все виды национализма являются разновидностями национализма культурного.
Есть культурный национализм без этнических форм, который вмещает в себя политику. Романтизм XIX в. — основа культурного национализма. Политический национализм — это когда власть стремится изменить государство под нацию. Культурный же национализм изменяет общество для реализации устремлений нации. Культурный национализм объединяет разные аспекты нации, в частности традиции и модерн, сельский и городской аспекты.
Можно представить реализацию в наших условиях данного принципа, когда два этнокультурных национализма в пределах одного государства — русскоговорящий и украиноговорящий — исповедуют новый украинский национализм, не теряя при этом своих этнокультурных особенностей.
Автор также исследует, что дает нация миру в контексте глобальных вызовов, встающих перед ней. В этом смысле Украина — часть большого восточно-христианского православного мира, без которого собственная идентификация в окружающем будет неполной, не адекватной задачам.
Это важно учитывать в условиях глобализации, когда Западная Европа все больше акцентируется на общих для всех ее народов ценностях европеизма, католико-протестантских, а значит, индивидуалистических ценностях.
Как пишет Андрэ Либих (Must Nations Become States? Nationalities Papers. — 2003, vol. 31, pp. 453—469), государство есть объективная, в то время как нация — субъективная составляющая одного субъекта — нации-государства. Не все нации становятся государствами, но хотя бы должны стремиться к этому, чтобы считаться нациями. Нация имеет и свою собственную смысловую нагрузку. Как отмечал автор самой известной книги на эту тему «Нации и национализм» Эрнест Геллнер: как каждая девушка мечтает иметь мужа, желательно своего, так и каждая нация мечтает иметь государство, желательно свое.
В течение 150 лет после Вестфальского мира, положившего начало национальным государствам, национальная идентичность не играла роли для государств. Начало связи «нация — государство» положила, как уже отмечалось, Французская революция. Слова же «национальное самоопределение» впервые прозвучали в контексте польского вопроса.
Многие авторы отмечают, что и западные страны строились поначалу преимущественно на этнических принципах, и лишь потом перешли на гражданские. Поэтому важно определить, когда этнический национализм переходит в гражданский — какие для этого нужны условия и каковы признаки этого перехода.
Гражданский национализм — это когда определена территория, имеется общность законов и институтов, существует единая политическая воля, равные права для членов нации и минимум сантиментов, традиций и общих ценностей, объединяющих людей. Ощущение общего этноса определяет этнический национализм. Национальная гордость — это национальные сантименты к национальному государству, и оно также может быть в обоих случаях, но в этническом — чаще.
Западноевропейскому гражданскому национализму более свойственны гордость за политические показатели своей страны (уровень демократии, влияние в мире, социальная защита в стране, справедливость в обществе и т. п.).
Восточноевропейскому национализму ближе культурные показатели национализма, в частности научно-техническая политика, спорт, искусство, литература, армия, история и т. п.
Чем больше развит политический фактор, тем меньше в обществе ксенофобии. Правда, эта корреляция проявляется больше именно в западных странах. И это доказательство того, что современная европейская традиция предполагает именно такой, рациональный взгляд на проблему, лишенный восточного культурного мистицизма, авторитаризма и иррационализма.
В самой новой из известных работ на эту тему Альфред Степан (Alfred Stepan. Ukraine: Improbable Democratic «Nation-State» But Possible Democratic «State-Nation». Post-Soviet Affairs, Vol.24, № 1, Oct-Dec 2005 pp. 279—308) исследует новую «пару»: «национальное государство (НГ) — государство-нация (ГН)», доказывая, что именно вторая модель должна быть в основе новой национальной идеологии и соответствующей модели для Украинского государства, как предполагающей плюрализм культур, языков и этносов.
В частности, национальными бывают или унитарные государства, или федерации, но моноэтнические. Примеры демократических национальных государств — Португалия, Франция, Швеция и Япония. Как правило, страна становится национальным государством, если в ней есть доминирующая культурная группа.
Однако если в стране есть более чем одна культурная группа, которая считает себя нацией, то в рамках такой модели могут возникнуть конфликты — как между культурными группами, так и между устройством нации и строительством демократического общества в ней. Так было, в частности, в Испании после смерти Франко, в Бельгии в середине XX в., в Канаде на заре образования федерации в 1867 г. и, наконец, в Индии во времена обретения ею независимости.
В этих и многих подобных случаях на территории одного государства фактически находились две или более нации со своими лидерами. Каждая из них сталкивалась с проблемой приятия или неприятия ее национальной культуры. Все такие государства рано или поздно выбрали модель так называемого государства-нации. Тем самым они признали наличие более одной культурной и национальной идентичности в стране.
Они также способствовали утверждению в своих странах так называемого асимметричного федерализма, многоязычия, а соответствующим регионально ориентированным партиям позволили становиться лидерами в своих регионах и одновременно быть членами правящих коалиций. Благодаря этому те соотносили себя со всем государством и не возникало противоречий и несовпадений между понятиями demos-polis.
Чтобы в стране была возможность построить национальное государство, отмечает А. Степан, требуется выполнение следующих условий: 1) demos и polis достаточно близки друг к другу; 2) существование национальной элиты, объединенной вокруг такой идеи; 3) благоприятная геополитическая ситуация.
К моменту обретения независимости в Украине не было ни одного из них. Как показали социсследования, большинство респондентов считали себя представителями украинской нации, но в то же время родным языком считали русский. Если даже не брать Крым, то все равно только 44% населения считают родным украинский, при этом в Киеве — только 24(!)%. Элиты в стране, как известно, разделены, если не расколоты, геополитическая ситуация тоже оставляет
желать лучшего.
Очевидно, что для Украины наиболее приемлема именно модель государства-нации.
Особое место среди трудов по видам национализма, по вопросу о национализме в Украине занимает работа Стефана Шульмана (Stephen Shulman. The Contours of Civic and Ethnic National Identification in Ukraine, Europe-Asia Studies, Vol. 56, #1, January 2004, pp. 35—56)
В ней приводятся очень важные для нас конкретные социологические данные, а комплексное исследование данного вопроса освещено во многих аспектах — от исторического до конкретно политического и социологического.
Итак, автор пишет, что согласно гражданскому национализму народ в нации-государстве думает о том, что может, должно или должно бы объединить всех или большинство элементов общества, в частности такие признаки, как проживание на совместной территории, вера в общие политические принципы, наличие гражданства, представленность общими политическими институтами, желание быть частью одной нации-государства.
Согласно же этническому национализму люди представляют и олицетворяют признаки, которые должны их объединять в одну нацию и государство: общая история, культура, язык, религия, традиции и раса. Разные национальные идентичности базируются на комбинации гражданских и этнических компонентов и, очевидно, могут варьировать от нации к нации.
Вводятся два основных типа качественного определения национальной идентичности: гражданский и этнический. И изучаются два типа этнического национализма в Украине: украинский этнокультурный национализм запада страны и восточнославянский национализм ее востока. Украина после обретения независимости находится в поисках того, какой из этих признаков выбрать в качестве основного.
Главный вывод автора статьи: анализ общих закономерностей и конкретных социологических массивов показывает, что на сегодняшний день большинство населения Украины предпочитает основываться не на этнокультурном, а на гражданском и политическом признаке.
Итак, гражданская национальная идентичность в нашей стране сильнее этнической.
Хотя, по Кону, должно быть наоборот, ибо украинская нация возникла намного раньше государства. Но с другой стороны, 70 лет существования украинского квази-государства в составе Советского Союза могут считаться условием, в чем-то схожим с проживанием в стране, где могли бы развиваться территориальные и политические концепции.
В рамках этнонационального дискурса важен также вопрос, что является более сильным признаком нации: этнос или религия? Такой вопрос возникал и возникает в большинстве арабских стран, где идет выбор между исламом и арабской идентичностью. В США с течением времени произошел переход от «пары» белая раса — христианство к английскому языку как основному признаку национальной идентичности.
Наконец, Шульман приводит в статье главную идею и подтверждающие ее данные. Он проанализировал результаты опроса, проведенного в 2001 г. Центром Разумкова. Респондентам был задан вопрос: какой из четырех факторов более всех объединяет или может объединить народ Украины в единую общность?
1. Знание и понимание украинской культуры и языка.
2. Совместное восточнославянское культурное и историческое наследие.
3. Совместные политические принципы и идеи.
4. Сосуществование и равные права в рамках одного Украинского государства.
Таким образом, первые два вопроса характеризуют соответственно украинский этнонационализм запада страны и восточнославянский этнонационализм востока. Вторая пара вопросов характеризует гражданский или политический принцип поисков идентичности.
Итак, шокирующим результатом было то, что в целом по Украине наибольший результат дал последний, сугубо западный ответ — 57%. Третий вопрос набрал 14% и таким образом вместе с четвертым образовал основу для убедительного результата гражданской и политической идентичности в Украине — 71%. И только 29% высказались в пользу этнокультурной идентичности.
Сюрпризом оказалось и то, что, хотя по многим другим вопросам жители запада и востока отвечают едва ли не противоположным образом, по данному вопросу обнаружилось почти полное единодушие.
Результаты опроса и выводы, сделанные по ним Шульманом, впечатляют. Как указывает автор, они опровергают мнение ряда ведущих западных политологов, в частности Бейсингера, Шепфлина и Брубакера, о том, что в Восточной Европе и в бывшем Советском Союзе этнокультурная идентификация доминирует над гражданской и социально-политической. Ситуация, по крайней мере, в Украине — прямо противоположная!
Это дает нам основание утверждать, что украинский народ давно готов к принятию и акцептированию новой, гражданской и социально-политической национальной идентичности.
Однако автор приводит и результаты второго опроса, по поводу того, кого можно считать членом украинской нации, а кого — нет.
Вопрос звучал так: «Скажите, пожалуйста, какие из следующих качеств являются наиболее важными для того, чтобы человек считался реальным членом украинского общества?» Среди девяти возможных ответов на этот вопрос пять касались этнокультурного национализма, а именно вопросов, связанных с языком, национальностью и религией, а четыре — гражданских аспектов национализма (гражданства, уважения законов и политических институтов, а также места рождения).
Результаты этого опроса впечатляют очевидным креном предпочтений украинского народа в сторону гражданских и социально-политических факторов своей национальной идентификации. В частности, первые три места с большим отрывом заняли: фактор уважения к законам и политическим институтам; фактор украинского гражданства; и фактор Украины как своего государства. Они в среднем набрали по 5-балльной системе 4,5 балла. А такие этнокультурные факторы, как язык (русский на востоке, украинский на западе), а также религиозный и этнический факторы набрали в среднем 3 балла. Самый низкий процент набрал вопрос об этническом украинстве как факторе принадлежности к украинской нации.
Таким образом, выводы Шульмана доказывают правильность тезиса о том, что гражданская национальная идентичность — значительно более сильный системообразующий фактор национального самосознания украинского народа, чем этнонациональная идентичность.
Вместе с тем язык и другие рассмотренные параметры этнокультурной идентификации — это параметры, скорее разделяющие народ Украины. Следовательно, делает вывод Шульман — а мы полностью с ним солидарны, — что те политики и политические силы, кто в поисках объединяющей фундаментальной нациеобразующей идеи и идеологии предпочитает рассматривать этнокультурную национальную идентичность, причем неважно какую — украинскую ли, восточнославянскую ли — рискуют столкнуться с серьезными проблемами и препятствиями в массовом сознании большинства народа.
Итак, сегодня для собственного спасения Украине необходимо пересмотреть основы национальной идеологии от этнокультурных к гражданским и социально-политическим основам.
И это особенно актуально, когда политическая идеология этнокультурного национализма дошла фактически до апогея. Так называемая оранжевая революция была крайней формой, наиболее выпуклым проявлением украинского этнокультурного национализма, поставившим страну на грань раскола.
Национализм, по нашему глубокому убеждению, в лице своих основных представителей, партий руховского порождения и некоторых других уже к 1999 году полностью себя исчерпал. Достаточно вспомнить результаты двух руховских кандидатов в президенты того времени — в сумме они не превысили уровень статистической ошибки. И только появление удивительного, не объясненного еще до конца феномена Виктора Ющенко, который взял под свое крыло весь спектр украинского этнонационализма и на своих плечах протащил обреченных на небытие политиков и политические силы в парламент-2002, продлило агонию этой идеологии и соответствующих сил. Позднее один Рух благоразумно остался под этим довольно широким крылышком. Второй же под руководством Плюща и Костенко получил на нынешних парламентских выборах тот результат, которого и заслуживал.
Одна из причин такого краха — принципиальная изжитость теории, которую они положили в основу своей деятельности. Приведенные в статье Шульмана социологические данные Центра Разумкова, работающего, как известно, на «Нашу Украину», блестяще подтверждают данный вывод.
Народ устал от национализма, основанного на этнической и культурной составляющих. Возможно, он и был нужен на первоначальном этапе независимости. Но чем дальше, тем очевиднее, что в условиях уже построенного Украинского государства продолжение педалирования этнокультурных, в частности языковых факторов разделяет народ и ведет в тупик.