Говорят, будто в 1919 году в британском парламенте чуть ли не сам премьер-министр Ллойд-Джордж говорил о помощи «русским генералам Колчаку, Деникину и Харькову». Эта фраза тогда вошла в поговорку и стала анекдотическим символом европейской безграмотности.

Так, например, английская дама из «Университетской поэмы» Набокова, очевидно, вслед за главою кабинета, «... полагала, между прочим, что Харьков — русский генерал». Смешно, не правда ли? Впрочем, вправе ли мы смеяться? Если верить 26-томному энциклопедическому изданию «История городов и сел УССР», изданному в 1967 году по постановлению ЦК Компартии Украины, тот же Харьков в том же 1919 году захватили «белогвардейские полки генерала Дроздова». Британскому политику, в общем-то, простительно — мог оговориться или перепутать непривычные русские имена и названия. К тому же, наверняка премьеру тут же указали на его ошибку более осведомленные в русском вопросе коллеги-лорды. Несуществующий же харьковский «генерал Дроздов» вот уже почти сорок лет кочует по страницам книг и статей местных краеведов, бездумно цитирующих солидный труд, изданный под редакцией коллектива авторитетных ученых-историков. Такой вот анекдот…
Вспомнить же об этих двух анекдотах — английском и советском — меня заставил звонок одного из читателей, раздавшийся в редакции «Вечерки» вскоре после выхода статьи «Харьковские приключения белогвардейского разведчика». Звонивший харьковчанин оказался человеком, довольно хорошо осведомленным в истории родного города. И поэтому вопрос его прозвучал с некоторым оттенком укоризны: «Это хорошо, что вы написали о корниловском разведчике, но почему же ни словом не упомянули о Дроздовцах? Ведь это они освобождали город в 1919 году…»
Конечно же, дорогой читатель! Именно они, Дроздовцы — краса и гордость Добровольческой Армии, вошли в наш город тем летом. А вовсе не «генерал Дроздов».
«…Я прошел по России не менее 2 тысяч верст, видел много занятых городов, но нигде белых не встречали так трогательно, как в Харькове, — вспоминал в эмиграции наш земляк, харьковчанин, генерал Борис Александрович Штейфон. — Звуки музыки привлекали внимание жителей, и со всех сторон бежали навстречу нам толпы людей. Изо всех окон неслись приветствия. Отовсюду сыпались на войска цветы. Когда в конце длинной Екатеринославской улицы я обернулся назад, то увидел сплошной колыхающийся цветник. У каждого на штыке, на фуражке, под погонами, в руках были цветы. В те минуты так остро чувствовалось, что мы действительно явились спасителями и освободителями для всех этих плачущих и смеющихся людей... Особенно резко запечатлелась в моей памяти одна мимолетная сценка. … Барышня-подросток в белом платье, с бледным личиком, вышла на балкон, по-видимому, без всякой цели и, выйдя, смотрела в противоположную от нас сторону. Нас она не замечала. В эту минуту заиграла музыка Дроздовцев. Барышня обернулась. В одно мгновение на ее лице отразилась целая гамма чувств: удивление, радость, экстаз. Она буквально застыла с широко раскрытыми глазами. Затем всплеснула руками и бросилась в комнаты. Вероятно, сказать домашним о нашем проходе. Еще через мгновение весь балкон был заполнен людьми. Они махали руками, платками, что-то кричали. Милая барышня одновременно и смеялась, и махала нам своим платочком, и утирала им глаза. Больше никогда я не встречал эту барышню, но и теперь, много лет спустя, она, как живая, стоит перед моими глазами. Вся беленькая, она так ярко олицетворяла белую радость белого Харькова...»
Мелодия марша, которому так радовались тогда харьковчане, наверняка знакома большинству их сегодняшних потомков. А вот слова — далеко не всем. Ибо марш этот, как и большинство других белых песен, впоследствии был переделан красными — вместо «Из Румынии походом шел Дроздовский славный полк…» стали петь «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед…».
Из Румынии походом…
На заре Гражданской войны, когда по всей стране уже царили ненависть и безумие, растерянность и смятение, лишь немногие не утратили способность мыслить трезво, смогли увидеть надвигавшуюся угрозу и мужественно выступили против нее с оружием в руках. Впрочем, даже без оружия, движимые одной лишь силой духа и любовью к Родине шли на Дон первые добровольцы — юнкера и кадеты, студенты и гимназисты, фронтовые офицеры и сестры милосердия… А на Румынском фронте, который дольше других фронтов сохранялся от развала в охватившем страну революционном хаосе, отряд добровольцев сформировал мало кому известный командир армейской пехотной дивизии полковник Михаил Гордеевич Дроздовский. В феврале 1918 года тысяча с небольшим человек, больше половины из которых были офицерами, под его началом выступила в поход из румынского города Яссы, держа путь на Ростов.
Что двигало этими людьми, которые, как и все, уставли от войны, но отдыху на печке предпочли тяжелейший поход и новую войну? Вот как писал об этом впоследствии знаменитый генерал Антон Васильевич Туркул в своей книге «Дроздовцы в огне»: «Мы взялись за оружие, чтобы бороться с захлестывавшей тогда Россию большевистской волной. На нашу долю выпала горечь и честь быть первыми, начавшими эту борьбу. Мы начали ее, когда многим еще не ясны были контуры того всепоглощающего рабства и погашения духа, которые безбожное, материалистическое коммунистическое учение несло с собою не только России, но и всему миру… Дроздовский был выразителем нашего вдохновения, сосредоточием наших мыслей, сошедшихся в одну мысль о воскресении России, наших воль, слитых в одну волю борьбы за Россию, и русской победы. Между нами не было политических разнотолков. Мы все одинаково понимали, что большевики — не политика, а беспощадное истребление самых основ России, истребление в России Бога, человека и его свободы…»
Два месяца длился этот поход. Два месяца непрерывных боев. За время похода к отряду присоединялись все новые добровольцы. В отбитом у большевиков Мелитополе на складах нашлись огромные запасы сукна. Из него добровольцы полковника Дроздовского и пошили собственную новую форму. Так появились малиновые фуражки с белым околышем и малиновые погоны с белой литерой «Д», которые носили впоследствии все «Дроздовские» части.
В апреле отряд Дроздовского взял Ростов, соединился с восставшими казаками, а в мае — и с Добровольческой армией. Отряд быстро пополнялся и вскоре вырос до дивизии. В боях разгоревшейся войны эта дивизия неизменно показывала себя блестяще. В одном из этих боев, в октябре 1918 года, полковник Дроздовский был тяжело ранен. Уже в госпитале он был произведен Деникиным в генерал-майоры. Но надеть генеральские погоны ему так и не пришлось -1 января 1919 года Михаил Гордеевич, которому еще не было и сорока лет, скончался. Вскоре после его кончины 2-му офицерскому полку его дивизии было даровано шефство Дроздовского. Так появился Дроздовский полк.
Враг под натиском бежал…
А через полгода Дроздовцы вошли в Харьков. Вернее — ворвались стремительным ударом. О том, как это было, пожалуй, никто не расскажет лучше, чем сделал это спустя годы сам их командир — возглавивший атаку батальона Дроздовцев 25-летний полковник Антон Васильевич Туркул.
«Это было прекрасное утро, легкое и прозрачное. Батальон пошел в атаку так стремительно, будто его понес прозрачный сильный ветер. Если бы я мог рассказать о стихии атаки! Воины древней Эллады, когда шли на противника, били в такт ходу мечами и копьями о медные щиты, пели боевую песнь. Можно себе представить, какой страшный, медлительный ритм придавало их боевому движению пение и звон мечей. Ритм же наших атак всегда напоминал мне бег огня. Вот поднялись, кинулись, бегут вперед. Тебя обгоняют люди, которых ты знаешь, но теперь не узнаешь совершенно, так до неузнаваемости преображены они стихией атаки. Все несется вперед, как вал огня: атакующие цепи, тачанки, санитары, раненые на тачанках, в сбитых бинтах, все кричит «ура». В то утро наша атака мгновенно опрокинула красных, сбила, погнала до вокзала Основа, под самым Харьковом. Красные нигде не могли зацепиться. У вокзала они перешли в контратаку, но батальон погнал их снова. Первая батарея выкатила пушки впереди цепей, расстреливая бегущих в упор. Красные толпами кинулись в город. На плечах бегущих мы ворвались в Харьков. Уже мелькают бедные вывески, низкие дома, пыльная мостовая, окраины, а люди в порыве атаки все еще не замечают, что мы уже в Харькове. Большой город вырастал перед нами в мареве. Почерневшие от загара, иссохшие, в пыли, катились мы по улицам…»
Харьков стал, пожалуй, самым ярким воплощением слов Дроздовского марша:
«Шли Дроздовцы твердым шагом,
Враг под натиском бежал,
И с трехцветным русским флагом
Славу полк себе стяжал!»
Победа была полной. Единственным «крепким орешком» оказался броневик «Товарищ Артем». Он носился по центру города, поливая все вокруг из пулемета, пока огонь артиллерии не заставил его замолчать. Команда броневика успела убежать и спрятаться на ближайшем чердаке. Туда и привел Дроздовцев местный старик-еврей. Четверых здоровенных матросов окружили и взяли в плен. Труднее оказалось спасти их от самосуда харьковчан. «Толпа уже ходила ходуном вокруг кучки пленных, — вспоминал Туркул. — Я впервые увидел здесь ярость толпы, ужасную и отвратительную. В давке мы повели команду броневика. Их били палками, зонтиками, на них плевали, женщины кидались на них, царапали им лица. Конвоиры оттаскивали одних, кидались другие. Нас совершенно затеснили. С жадной яростью толпа кричала нам, чтобы мы прикончили матросню на месте, что мы не смеем уводить их, зверей, чекистов, мучителей. Какой-то старик тряс мне руки с рыданием: — Куда вы их ведете, расстреливайте на месте, как они расстреляли моего сына, дочь. Они не солдаты, они палачи...»
Насколько сильна была ненависть харьковчан к большевикам, настолько же горяча была их благодарность и любовь к своим освободителям. И прежде всего — к Дроздовцам, первым вступившим в город. Харьковские газеты тех дней пестреют сообщениями о выражении горожанами этой благодарности. Так, например, в саду на Рымарской состоялся благотворительный концерт в пользу увечных воинов-Дроздовцев и их семей. А во время торжественного богослужения по случаю избавления Харькова от гнета врагов Русского народа, епископ Федор благословил белых харьковской святыней, передав командиру 1-го Армейского Корпуса Добровольческой Армии генералу Кутепову чудотворный образ Озерянской Божьей Матери. «Приказываю поднесенный мне образ хранить старейшему из полков 3-й пехотной дивизии, занявшему город Харьков 2-му Офицерскому генерала Дроздовского полку, и уверен, что полк этот своими новыми боевыми трудами еще более утвердит славу крестного подвига, над которым почиет Божие благословение», — говорится в специально изданном по этому случаю приказе генерала Кутепова. Увы, дальнейшая судьба чудотворной харьковской иконы неизвестна…
Зато известно, что не только своей святыней Харьков породнился с Дроздовцами. Город, успевший испытать ужасы «красного террора», дал белым громадное количество добровольцев — около 10 тысяч! Множество из них стремились попасть именно в Дроздовские части. В Харькове один офицерский генерала Дроздовского полк развернулся в целых три полка, которые вошли в дивизию, также названную Дроздовской. Все новобранцы торопились надеть новые цветные фуражки и погоны. Один местный шапочник еще до прихода белых заготовил сотни таких фуражек и теперь бойко торговал ими. И, как вспоминали очевидцы, Харьков был буквально залит «дроздовским» малиновым цветом.
Новобранцы-харьковчане отличились уже под Сумами, где Дроздовцы разгромили отборную Червонную дивизию и разбили несколько бронепоездов. Дроздовский марш по тылам красных от города Димитровска сорвал наступление армии Уборевича. Но уже осенью под натиском красных белая армия начала отступать. Дроздовцы отходили в арьергарде, прикрывая отступление. В одном из боев Дроздовцы под оркестр при поддержке бронепоездов отразили атаку всей армии Буденного! В другом бою 2-й конный Дроздовский полк опрокинул буденовцев, взял в плен оркестр трубачей буденновской армии, а сам Буденный спасся буквально чудом…
Свой последний бой Дроздовцы приняли на Перекопском валу. Остатки дивизии покинули Россию одними из последних…