Сто лет назад одной из достопримечательносте Харькова были оренбургские казаки.

Если кавалерия была элитой русской армии, то казаки — важнейшей боевой силой этой элиты. В конце ХІХ — начале ХХ века каждая русская кавалерийская дивизия наряду с тремя полками регулярной кавалерии — гусарским, уланским и драгунским — обязательно включала в себя один казачий полк и одну казачью батарею. Как правило, это были части самого большого казачьего войска империи — Донского. А стояла почти вся кавалерия вдоль западной границы. Харьков в этом отношении был в исключительном положении. Причем исключений было несколько. Во-первых, в городе и окрестностях была расквартирована единственная на Левобережье кавалерийская дивизия. А во-вторых, дивизия эта включала в себя не Донской казачий полк, а Оренбургский, к тому же носивший почетный 1-й номер в своем войске, выставлявшем в мирное время всего лишь шесть таких полков.
В Харьковскую губернию 1-й Оренбургский казачий полк прибыл в 1882 году — через семь лет после того, как здесь была сформирована 10-я кавалерийская дивизия. До этого десять лет полк находился в Туркестане, проводя время в непрестанных походах и стычках с дикими азиатскими племенами. Место для стоянки казакам отвели в самом городе, а штаб разместили почти в самом его центре, на улице Петинской (ныне — Плехановская). С этого времени оренбургские казаки стали одной из достопримечательностей Харькова. Если донские казаки считались в Харькове как бы «своими» по причине относительной близости границ Войска Донского, земли которого начинались на территории современной Луганской области, то оренбургские казаки во многом считались «живой экзотикой». Рослые, статные, в большинстве своем — блондины, что еще больше подчеркивали их черные фуражки с синими околышами, они снискали к себе всеобщую любовь харьковчан. И особенно — харьковчанок. Кто знает, скольких харьковских красавиц увезли казаки с собой на Урал, в свою полковую станицу Кардаиловскую Оренбургского уезда? И сколько харьковских мальчуганов, увидевших хоть один раз знаменитую казачью джигитовку, навсегда заболели мечтой стать не просто военными, но обязательно — кавалеристами!
А джигитовок таких харьковчане, пожалуй, не видели ни до, ни после того времени, когда в городе стояли оренбургские казаки. Не каждый современный циркач рискнет повторить то, что выделывали эти природные воины, показывая усвоенные с детских лет и отточенные до виртуозности чудеса верховой езды, сложнейшие конно-акробатические трюки и блестящее владение оружием. Поэтому неудивительно, что каждое казачье представление становилось общегородским праздником, а харьковчане очень гордились «своими» казаками. Ровно 110 лет назад харьковская газета «Южный край» в номере от 15 октября 1896 года писала: «Ввиду особенного интереса в Париже ко всему русскому, особенно к нашей военной жизни, известный местный фотограф А. Федецкий находящимся у него аппаратом Демени — кинетографом сделал снимки казачьей джигитовки. «Позировала» джигитская команда 1-го Оренбургского казачьего полка: наиболее искусные наездники проделали на скаковом ипподроме целый ряд самых затейливых и рискованных упражнений. Кинетограф замечательно удачно схватил все эти эволюции, так что лента снимка будет чрезвычайно интересна. Копии с нее предназначены для Парижа и других французских городов».
Не знаю, как в Париже и других французских городах, но у нас в стране, как поведал мне когда-то известный харьковский исследователь кино Владимир Миславский, эта историческая кинолента не сохранилась. А жаль… Помимо уникальности сюжета, это была вторая по счету киносъемка в истории всего российского кинематографа. Первая была снята месяцем ранее все тем же известным харьковским фотографом Альфредом Федецким и запечатлела ежегодный перенос иконы Озерянской Божьей Матери.
Сухие строчки газетной хроники не могут передать даже сотой доли того азарта и энергетики, какие испытывали наши предки, наблюдая казачьи праздники с джигитовкой. К счастью, до нас дошло описание одной из таких джигитовок, оставленное очевидцем. Лихие наездники настолько поразили воображение молодого юнкера, что даже строки, написанные им на чужбине много лет спустя, преисполнены восторга: «Запела кавалерийская сигнальная труба, и на площадь выехал взвод конных казаков. Без шашек, с пышными русыми чубами, задорно выглядывающими из-под фуражек, шинели подвернуты за пояс, мелькают синие лампасы на черных шароварах. Их лошади, как и у всех казаков, собственные, киргизской породы, низкорослые и разномастные… Вот вновь заиграла труба, и на полном карьере несется казак, слитый с конем воедино. Конь летит птицей, вытянув шею и бешено кося напряженными глазами, боясь поскользнуться на обледенелой снежной дороге. А казак легко и уверенно прыгает через седло, молнией бросается вниз, из-под самых конских копыт схватывает разложенные фуражки… За первым казаком скачет второй, третий, четвертый и так, по очереди, весь взвод…»
Если джигитовка проходила зимой, то иногда она продолжалась традиционной казачьей игрой под названием «Взятие городка». Это была не та масленичная забава, которая когда-то была широко популярна среди крестьян Сибири и Урала и которая известна нам как «взятие снежного городка» по одноименной картине Сурикова. Нет, это было древнее, сугубо казачье соревнование в ловкости, силе и сноровке. Трудно сказать, насколько часто проводилась эта игра в Харькове, однако, судя по редким газетным заметкам, в жизни города она становилась событием заметным. В 1890 году, как писал тот же «Южный край», «Взятие городка» прошло в последних числах декабря на Конной площади.
Как проходило это представление? В течение нескольких дней дворники свозили на санках снег и сваливали его в огромную кучу диаметром около пяти саженей, то есть более десяти метров. Затем этот снег поливали водой. После того как он замерзал, работу продолжали, наращивая ледяную гору пласт за пластом. В итоге получалась огромная глыба в виде перевернутого усеченного конуса. На высоте более трех саженей (шести с лишним метров) глыба увенчивалась острой круглой крышей. Это и был «городок», который предстояло «взять» казакам. В назначенный день вокруг гигантской льдины собирались зрители. С помощью лестницы на крышу «городка» укладывался флаг. Тот из казаков, кому первым удавалось его достать, и считался победителем. Десятка полтора самых ловких и сильных джигитов полка по сигналу трубы с диким воинственным гиканьем неслись на конях к глыбе. За поясом у каждого крест-накрест были заткнуты два старинных длинных кинжала. Подлетая к «городку» и осаживая коней, казаки становились на седла и с кинжалами в руках бросались на ледяную стену, вонзая в нее клинки и повисая на них всем телом. Форма льдины не позволяла задействовать в подъеме ноги, и казаку приходилось действовать исключительно руками. Начинался «штурм» — поочередно вонзая в лед кинжалы, казаки подтягивались к вершине. Под азартные крики толпы зрителей джигиты тратили на подъем несколько минут, на протяжении которых специальные ассистенты максимально усложняли задачу, большими деревянными лопатами обсыпая казаков свежим снегом и делая подъем еще более трудным. Наконец самый ловкий из станичников достигал вершины и гордо поднимал над головой добытый флаг. Победителю доставались громогласные крики «ура!» и приз — часы.
Сюжет этого оригинального представления уходил корнями в боевую историю оренбургского казачьего войска. Отвоевывая новые земли, казаки не раз штурмовали и брали подобным образом глинобитные укрепления степняков.
Более 30 лет пробыли оренбургские казаки в Харькове. И оставили глубокий след не только в истории города, но и в мировой истории. Именно здесь офицер 1-го Оренбургского казачьего полка Сухин обучал русскому языку юного Карла Густава Маннергейма. И не только обучил, но и привил любовь к военному делу, определившую выбор военного направления в карьере будущего финского маршала и президента. В рядах этого же полка в нашем городе служил будущий атаман Оренбургского казачьего войска, один из вождей белого движения во время гражданской войны Александр Ильич Дутов, окончивший за время службы Харьковский технологический институт. Шефом 1-го Оренбургского полка в 1914 году Государь Император Николай ІІ назначил своего единственного сына и Наследника престола, юного Цесаревича Алексея. Форму своего любимого 1-го Оренбургского полка носил в Харькове и на фронте командир 10-й кавалерийской дивизии генерал Федор Артурович Келлер, прославившийся множеством побед в первую мировую войну. Одно из таких победоносных сражений — бой нашей 10-й кавалерийской дивизии с австрийской 4-й кавалерийской дивизией в августе 1914 года у польской деревни Ярославице — историки позднее назовут самым грандиозным конным боем мировой войны и последним масштабным кавалерийским сражением в истории военного искусства. Огромную роль в этом сражении сыграл 1-й Оренбургский полк, а казаки из личного конвоя графа Келлера даже спасли ему жизнь в критический момент боя…
…Через четыре года, когда петлюровцы повели графа на расстрел, верных казаков рядом с ним не оказалось. Как не пришли они на выручку и своему августейшему шефу, расстрелянному большевиками. Ибо в 1917 году, подобно множеству полков русской армии, отравленной немецким ядом революционной пропаганды, 1-й Оренбургский казачий Его Императорского Величества Наследника Цесаревича полк разложился, а казаки отправились по домам, в свое войско. Но вместо долгожданного и обещанного большевиками мира они уже вскоре получили новую, гораздо более страшную и кровавую войну. Потерпев поражение в этой войне, казачество прекратило существование. И если на исконно казачьих землях память о казаках сумела пережить лихолетье и нынче постепенно возрождается, то в неказачьих местностях эта память исчезла бесследно — так, как исчезла она в Харькове.