—...Вы набиваетесь на драку, сэр! — Я, сэр? Нет, сэр... (В. Шекспир. «Ромео и Джульетта»)
Харьковский государственныйдраматический театр им. Т.Г. Шевченко открыл 3 сентября 84-й театральный сезон. Коллектив разродился очередным детищем, отцовство которого смело взял на себя режиссер и сценарист А. Жолдак-Тобилевич IV. И хотя, по утверждению создателя дитяти, «театр еще беременен и зрители присутствуют на рабочем репетиционном этапе», стало ясно, что придется поработать всем. Мэтр пояснил: зритель должен чувствовать себя так, как если бы попал в мастерскую художника в тот самый момент, когда утомленный муками творчества мастер уснул, выпив бутылочку «Каберне». После столь поэтичного ликеро-водочного вступления автора нарядно одетый, грамотный харьковский зритель готов был принять роды.
Дите оказалось шумным и возвестило о своем приходе в мир неистовым стуком палиц о театральный подмосток-подиум. Ну пошумел бы — и будет. Так ведь нет! Ритмическая полифония с привлечением знакомых до боли пластиковых бутылок, двух барабанов и прочей дребедени могла довести до стенокардии даже самого здорового зрителя. Доморощенные шаманские приемы напоминали уроки ритмики для начинающих: очевидно, этот прием должен был повергнуть массы в коллективный транс. Но автору следовало бы знать тонкости подобных метроритмических экспериментов, раз уж так захотелось поиграть в подобные Минздравом запрещенные игры. Да Бог с ними, играми. Нарекли младенца простенько и со вкусом: «Ромео и Джульетта». Стало доброй традицией в театре господина Жолдака давать спектаклям названия, ласкающих слух. «Хотите… месяц в деревне?» Пожалуйста!
Хотите стать свидетелем, а
может, в недалеком будущем и участником совокуплений половозрелых самцов и, пардон, самок? Нет проблем! Это действо нарекут как-нибудь по-домашнему, по-отечески. «Король Лир» например. Тоже название неплохое. И что-то напоминает. Имя очередного детища и его содержание находятся в законном разводе и не имеют регулярных связей. Зритель тщетно ищет Тибальда или хотя бы Меркуцио. Впрочем, и самих-то Ромео и Джульетты не разглядеть. Зато регулярно появляются чучела волка и зайца, как бы грозя зрителю: «Ну, погоди!»
Этих-то с главными героями не перепутаешь. Да, по мотивам…
Оттого в афише имя А. Жолдака-Тобилевича IV указано прежде имени скромного драматурга из Стратфорда. А что с ним церемониться, с Шекспиром-то? Знай наших! По столь благодатной канве счастливый отец — господин Жолдак — начинает вышивать крестиком. И что творцу реплики зрителей: «Креста на нем нет!» Эти-то уже после первого действия растворились в толпе на Сумской, как и те, чьи организмы были отравлены нарзаном нудизма. Главный козырь токотерапевта г. Жолдака был брошен. Обнаженное человеческое тело и другая крупная карта в виде фекалий, унитаза и нечистот перестали интересовать зрителя очень скоро. Заскучал он, зритель. Стало ясно: винишко испито, мастер спит. Тщетно некрепкой мужской рукой пытался мэтр «встромити» свой стежок в украинский национальный рушник. Да видать, всяк божок хочет оставить свой стежок. Может, для того чтобы после этого истинное вновь услышали с трепетом и благодарностью. Очевидно, господина Жолдака не научили, что плевать на людях нехорошо, а уж свои родные колодцы заплевывать и вовсе негоже. И что ложка дегтя никогда не станет бочкой меда. И это без малейшего намека на размеры мэтра. Может быть, автор хотел очистить от скверны умного и интеллигентного харьковского зрителя, уличив его во всех мыслимых и немыслимых грехах? Ящик Пандоры тоже сдуру был открыт, и вслед за пороками красавицы улетела надежда. Так и из зрительских сердец после многочасового просмотра на сцене человеческих гениталий, испражнений, нецензурной брани, издевательств над «оранжевым майданом», над силами оппозиции улетела последняя надежда. Не жилец ваш новорожденный. Может быть, светлейший Берлинский форум и приютит младенца на время фестиваля и даже определит его в доходную кунсткамеру. Может быть…
А зрителя прямо со сцены многоэтажными хитроумно-нецензурными конструкциями посылают в... и на… на Чернышевскую, в русскую драму. Мы, зрители, и раньше регулярно захаживали к господину А.С. Барсегяну, и дай Бог коллективу долгой творческой жизни!
В традициях народного театра Шекспира существовало два основных запрета: нельзя было касаться живых царственных особ и подвергать сомнению церковные догматы. Очевидно, господин Жолдак в целях самосохранения не нарушит первого запрета, а вот из второго извлечет пользу и выгоду, преступив его. Господин Жолдак, вы еще не играли с Библией? Когда прежние игрушки-фекалии вам опостылеют, вы и Ветхий Завет затащите на «алтарь» сцены. А пока время вышивать крестиком. И, может быть, обернутся ваши усилия зелеными хрустящими купюрами. Ну что же: Жолдаку — Жолдаково. Когда в голом тщедушном юноше на сцене обрадованный зритель узнал графа Париса, то стало очевидно, что в уста героя автор-сценарист вложил самое Я…
«…Я — Па-а-а-рис! Я все життя прожив в г...і»
Вот так, господин Жолдак — погостили мы у вас, хоть и потчевали нас продуктом некачественным. Да мы зла не держим. Жаль только, что деньги нашей милой Родины, и немалые деньги, идут в воспетый вами унитаз.
Харьковский зритель — мудрый и добрый, но употребить и переварить себя не даст. Чем дешевле эпатаж, тем дороже это может обойтись эпатирующему. Да, впрочем,
о чем это мы?
С новорожденным вас, господин режиссер, господин сценарист А. Жолдак-Тобилевич IV!
Город-то знает наверняка:
«В семье не без урода».
