Лет этак… не так уж много тому назад, в эпоху «посадки через переднюю дверь», стояли мы с покойным моим другом А.С. Гугелем на троллейбусной остановке у метро «Научная» и грустно наблюдали за данным действом. Студенты приступом брали транспорт, и нам, людям уже в возрасте, делать среди них было нечего.

— Знаете, — рассказал тогда Арнольд Семенович, — году этак в 1985-87 был я в Москве. Представьте себе Калининский проспект в раскаленный июльский день: ни облачка на небе, ни клочка тени, асфальт буквально расползается под ногами. И, конечно же, ни один автомат с газированной водой не работает. Вода на проспекте тем не менее есть. Ее продают с выносных столиков из бутылок по двадцать копеек за стакан. По тем временам — наценка дикая, безбожная! Но самое главное не в этом, а в том, что воду не продают просто так — ее продают с «нагрузкой», а в «нагрузку» идет бутерброд… с соленой красной рыбой за рубль восемьдесят. Можно ли было специально придумать что-нибудь более издевательское? А ведь никто ни над кем издеваться не собирался. Если бы я был только что совершившим посадку инопланетянином, то, увидев эту картину, с высокой степенью уверенности смог бы сразу сказать, что в этой стране люди живут плохо и жить хорошо будут еще не скоро, потому что система взаимоотношений, в которую они включены, из всего множества возможных решений любой проблемы выбирает самое бесчеловечное. И вот, смотрите, — Советского Союза, этой «проклятой империи», давно нет, но разве что-нибудь поменялось в системе взаимоотношений? Разве посадка в троллейбус через переднюю дверь — факт не из той же коллекции, что и соленая рыба на Калининском проспекте? Никакого экономического смысла! Четверо из пяти пассажиров предъявляют какую-нибудь книжицу... Зато увеличивается время оборота троллейбуса, а это значит, что сокращается число перевезенных пассажиров, выручка и вытесняется платежеспособная категория пассажиров, предпочитающая в этих условиях пользоваться более дорогим, но и более комфортабельным автомобильным транспортом. О моральном ущербе, причиняемом ограбленным людям унизительной процедурой посадки, я уже не говорю. А ревизоры на линии — они зачем, если есть кондуктор? Кого они проверяют? Кондуктора? Это уже унижение для кондуктора...
В 50-60-е годы нам внушали, что мы еще доживем до чего-то пристойного — «коммунизма», «светлого будущего» или, скромнее, хотя бы до «лучшей жизни». Просто — лучшей, чем сегодня. Но чем дольше я живу, тем меньше веры в перемены к лучшему. Не потому, что я такой пессимист, а потому, что их при моей жизни объективно не было. И дело тут не в коммунизме-капитализме. Все гораздо глубже. Дело в бесчеловечности наших официальных взаимоотношений. Солидный список свеженьких уродств можно собрать, даже не занимаясь этим специально, вокруг себя, не сходя с места. Итак…
Вот, например, пенсионеры МО СССР и МВД СССР, которые вообще давно попали в категорию каких-то отверженных, «советских» что ли пенсионеров, у которых почему-то должен быть куда более низкий статус, чем у пенсионеров украинского, так сказать, «незалежного» разлива. На протяжении многих лет они получали в несколько раз меньшие пенсии. Наконец накануне последних президентских выборов их решено было уравнять в пенсионных правах с «украинскими» и пересчитать пенсии. Пересчитать-то пересчитали, громогласно об этот объявили, но платить стали только 50%! Мол, все остальное начнем платить через год, потерпите. Но напрасными были и ожидание, и терпение.
И вот в октябре приносит 85-летней вдове офицера МВД, инвалида Отечественной войны, первой группы почтальон пенсию — не 770 гривен, как ей должны платить после пересчета, а только 177 — т. е. гораздо меньше, чем даже 2 года назад! И это уже после повышения тарифов. В пенсионном отделе УВД мне объясняют, что в этом месяце пенсии профинансированы лишь на 21%, так что — ждите, потом заплатим. А опыт ожидания уже есть, и он такой: преподаватели Военного университета (была в моей жизни такая должность), которым систематически недоплачивали зарплату с 1997 по 2002 год, ждут до сих пор, хотя в 2005 году было даже специальное постановление Кабмина, чтобы эту задолженность погасить.
Но это еще не все. Кроме 177 гривен, почтальон принесет квитанцию «тепловых сетей» — интереснейший документ, в котором среди прочего сказано, что у этой женщины переплачено сверх счетов 48 гривен 60 копеек. Но интерес не в этом, а в этом плюс то, что написано строчкой ниже. Строчкой ниже — просьба внести в качестве предоплаты 50 гривен. Мало того, что сама переплатила, так дай им на бедность еще 50 из вчетверо меньших, чем обычно, денег! Красная рыба в жаркий день — отдыхает.
Но и это не все. Из той же «толстой сумки на ремне» потрясенной пенсионерке было «вынуто и вручено» приглашение от телекомовского «дяди» — посетить его контору для сверки документов и при себе иметь… А в случае неявки (смотри, бабка, хрен тебе через забор!) мы телефончик-то отключим. Даже не «заставим платить по полной программе», а еще проще — «отключим». Т. е. неявка клиента расценивается как смерть клиента. Черным по белому не говорится, но вот так откровенно намекается на это 85-летней больной женщине, которая уже и из квартиры-то не выходит! Вдове, напоминаю, боевого офицера, инвалида первой группы, и вся эта информация о ней у «дяди» имеется в справках о льготах, но у него отсутствует что-то другое — совесть, знание правил хорошего тона, элементарное уважение к старости.
Я прекрасно понимаю, что мне ответят из многочисленных контор: вас много, а мы — одни. Мы не можем перед каждым расшаркаться. Но этот ответ, при всем том, что заметная доля истины в нем есть, не отменяет того факта, что нарисованная «милая картина» беззащитного человека в заповеднике голодных крокодилов выложена из разноцветных камешков его официальных отношений со всевозможными конторами.
А о чем разговаривают люди, стоя в очередях? (Да, да — у нас уже и очереди реанимировались, в «бездефицитной» экономике — пока небольшие, но лиха беда начало). «А за электричество по скольку платить?» «А за холодную воду?» Ведь ни одна «контора» не разослала своим потребителям официальных уведомлений об изменении тарифа! Все конторы надеются на телевизор, который скажет об этом за них, а с какой стати? Такие персональные уведомления — это и гарантия точности и адресности информации, и свидетельство уважения со стороны тех, кто деньги берет, к тем, кто их платит, а если нет, то это не потому, что нет бумаги. На счета бумага находится, хотя тоже не у всех и не всегда. Уважение отсутствует. Как небезызвестная фраза отказавшего уступить место в вагоне метро: «Джентльмены, уважаемая, не перевелись, — местов не хватает».
Обещал я собрать «коллекцию уродств», не сходя с места, но такую может собрать у себя дома каждый. А я все же сделаю шаг в сторону. Уж больно уродство интересное. Когда-то наш город в соответствии с межправительственными соглашениями принимал иностранцев в качестве рабочих. В основном —
из Вьетнама и Афганистана. Они здесь оседали, оформляя вид на жительство. Но с 2003 года у них, согласно постановлению Кабмина, принимать документы на оформление «вида» перестали, хотя не все этот самый «вид» успели оформить. А с прошлого года перестали и регистрацию продлевать, автоматически переводя их в нелегалы. Эти люди жили здесь многие годы, обзаводились семьями, у них рождались дети. И теперь вот-вот возникнет массовая коллизия. Ребенку, рожденному в такой семье, вскоре стукнет 16 лет, и ему, согласно действующему законодательству, нужно будет выдать паспорт гражданина Украины (как не без изящества говорят специалисты паспортного дела, — «задокументировать его паспортом»). Но, согласно все тому же действующему законодательству, выдать ему паспорт невозможно, потому что «не задокументированы» его родители. То есть такой человек автоматически становится нелегалом только потому, что он вырос в семье нелегалов. Трудно представить себе больший абсурд. Я хорошо помню, как советские консульские службы срочно вывозили из Алжира на родину «хорошо беременную» жену моего друга, чтобы она, не дай Бог, не родила алжирского гражданина. Тоже, конечно, уродство, но его, по крайней мере, можно понять в контексте конкурентной борьбы за новую жизнь, богатую перспективами: ребенок вырастет и, может быть, станет Нобелевским лауреатом, национальной гордостью, и уж в любом случае будет представлять собой некоторую ценность для общества.
Но нашему государству все это не нужно, оно с пеленок выталкивает ребенка в нелегалы. И это — государство, испытывающее сильнейшую депопуляцию.
Но что уж говорить об иностранцах, когда у нас, звыняйтэ хлопци, тэ ж самэ лыхо… Оказывается, после 2002 года в наших роддомах граждане вообще не рождаются. Рождаются лица без гражданства, родители которых должны для них (сами-то они не могут!) пройти в ОВИРе через процедуру установления их гражданства. А ОВИРовские процедуры, как известно, далеко не бесплатны. Если родителей (предположим) жаба задавит — ходить парню или девчонке в нелегалах! Как раньше в незаконнорожденных… (Я бы в такое не поверил, если бы этого не подтвердил на недавнем брифинге директор департамента Харьковского горсовета по взаимодействию с правоохранительными органами, мобилизационной работе и гражданской обороне Андрей Стародубцев). «Это вопрос не ко мне», — добавил он. Да, не к нему. Я знаю к кому и расскажу об этом как-нибудь в другой раз.
Но сто раз прав был мой покойный друг, завершив тот разговор следующим образом: «Если бы я захотел написать учебник по новейшей истории, я бы, дойдя до 1991 года, написал так: «А в 1991 году на территории СССР образовались государства двух типов — государства-уроды и государства-уродцы…»