В еженедельнике «Зеркало недели» опубликована статья Раисы Богатыревой «Национальный прагматизм, или Эссе о будущем Украины», в котором она высказывает такую мысль о том, что необходимо «если понадобится, то целеустремленно создать свой национальный исторический миф».

Для того чтобы окончательно не утратить «своих ментальных корней» и потому, что «мы хотим уважения, мы должны быть гордыми, сильными и сдержанными». В качестве возможного материала для мифотворчества Раиса Богатырева предлагает использовать Запорожскую Сечь, Киевскую Русь «или вообще удобный для мифотворчества век Триполья-Скифии и даже глубже — аж до Каменной могилы». Предлагаем читателям статью автора, который вряд ли согласится с Раисой Богатыревой. Скорее с основателем хасидизма. Баал Шем Тов в XVIII веке отметил, что «забывчивость ведет к изгнанию, память — вот секрет освобождения», чье высказывание приводит сама Богатырева в конце статьи.
Переяславская рада в тумане легенд и мифов
Автор приносит свои извинения читателям за некоторый недостаток данных, т.к. статья печатается в сокращенном варианте.
350-летний юбилей Переяславской рады на Украине прошел без особых торжеств. Подобное забвение важнейшего и определяющего исторического события не очень удивляет, так как вот уже 15 лет Украину ведут по опасному нациократическому пути. И наука история также претерпела соответствующие изменения в «правильном» свете. Ни одно историческое событие в новой истории Украины не проклинается столь усердно, как Переяславская рада 1654 года. Официальная точка зрения такова: заключила-де «незалежна козацька держава» Украина союз с Россией, а та договор нарушила и «незалежность» отобрала.
За три с половиной столетия это событие обросло огромным количеством мифов, подвергая сомнению само существование исторической истины.
Прежде всего заметим, что «юридически территория нынешней Украины не была тогда «незалежной» и «суверенной» ни дня. Не было и государства с таким названием. А было Войско Запорожское реестровое, служившее сначала королю польскому, а после 1654 года — царю «всея Руси». Были также нереестровые казаки. И еще — обычные русские люди: прежде всего крестьяне, горожане, православное шляхетство, нисколько не лучшее польского по отношению к крепостным.
Казак равняется малоросс?
Во всех мифах, которые в ХІХ столетии получили название «казакоманских», понятие казак и малоросс выглядят полностью тождественными. Рождены они были большей частью в конце ХVІІІ — первой половине ХІХ века в среде малороссийских помещиков. Практически все они ведут свое начало от представителей казацкой старшины, «значных», «моцных» казаков. Со второй половины ХVІІІ века они ринулись доказывать свое благородное происхождение, чтобы числиться русскими дворянами. Но, само собою, при отсутствии реальных документов о благородстве происхождения это далеко не у всех сразу и быстро получилось даже при явной снисходительности правительства по этому вопросу. Именно обида по поводу законных требований комиссии и стала почвой, на которой выросло их украинофильство.
Как пишет Н. Ульянов в скрупулезном труде «Происхождение украинского сепаратизма», «облик казака в поэзии (и других произведениях искусства. — Авт.) мало сходен с его реальным историческим обликом. Он выступает там в ореоле беззаветной отваги, воинского искусства, рыцарской чести, высоких моральных качеств, а главное — крупной исторической миссии: он борец за православие и за национальные южнорусские интересы».
Увы, школа Запорожья была не рыцарская и не трудовая крестьянская. На самом деле «объяснения природы казачества надо искать в «диком поле» среди тюрко-монгольских орд. Запорожское казачество давно поставлено в прямую генетическую связь с хищными печенегами, половцами и татарами, бушевавшими в южных степях на протяжении чуть не всей русской истории. По мнению Костомарова, они осели в Приднепровье, их знают под именем Черных клобуков, христианизировались, обрусели и положили начало южнорусскому казачеству.
Правда, много крепостных мужиков, холопов бежали туда от дикости и своеволия польских панов, но не они определяли образ Сечи. Здесь существовали свои вековые традиции, нравы и свой взгляд на мир. Попадавший сюда человек переваривался и перетапливался как в котле: из малоросса становился степным добытчиком, казаком, менял этнографию, менял душу. Те, кто не смог побороть привычку трудиться на земле, в абсолютном большинстве вновь начинали крестьянствовать. Таких называли «чернью» и позже беглецы вновь попали в крепостные, но на этот раз к казацкой старшине.
Вывод Ульянова: «Фигура запорожца не тождественна с типом коренного малороссиянина, они представляют два разных мира. Один — оседлый, земледельческий, с культурой, бытом, навыками и традициями, унаследованными от киевских времен. Другой — гулящий, нетрудовой, ведущий разбойную жизнь, выработавший совершенно иной темперамент и характер под влиянием образа жизни и смешения со степными выходцами. Казачество порождено не южнорусской культурой, а стихией враждебной, пребывающей столетиями в состоянии войны с нею».
В самом деле, вряд ли нормальному трудовому человеку придет в голову избивать и насиловать шестилетнюю девочку (г. Могилев, 1603 год), грабить и убивать жителей Витебска и Полоцка. А на пути от Могилева казаки «женщин, девиц, детей и лошадей с собой брали; один казак вел лошадей 8, 10, 12; детей 3, 4; женщин или девиц 4 или 3» (С. М. Соловьев, «История России», т. 10). Н. Ульянов задается вопросом: «Чем эта картина отличается от вида крымской орды, возвращающейся с ясырем из удачного набега?»
Недаром до учреждения оседлого реестрового казачества в середине ХVІ века термином «казак» определялся особый образ жизни. Да и после мало что изменилось. «Ходить в казаки» означало удаляться в степь за линию пограничной охраны и жить там наподобие татарских казаков: ловить рыбу, пасти овец или грабить. Польские паны тоже этим не брезговали. Коронный гетман Ян Замойский, обращаясь к провинившимся шляхтичам, которые в оправдание прежних поступков выставляли свои заслуги в Запорожском войске, говорил: «Не на Низу ищут славной смерти, не там возвращаются утраченные права. Каждому человеку понятно, что туда идут не из любви к отечеству, а для добычи». (П. Кулиш, «Польская колонизация юго-западной Руси»).
Таковы были на самом деле «справжнi українські лицарі», которые занимались грабительскими набегами на польскую Малороссию, нередко вместе с татарами. Ныне эти разбои выдаются за героическую борьбу за «незалежность Украины». И их степное хищничество, природные замашки в дальнейшем сыграли свою роль в делах и поступках казацкой старшины, особенно во второй половине ХVІІ века.
Кто творец Переяславской рады?
Казаки не были ни вдохновителями, ни творцами Переяславской рады. Фактически 1654 год начался в 1648 году, когда в Малороссии началась грандиозная крестьянская война, приведшая к падению ненавистного крепостного права и польско-католического владычества в крае. Богдан Хмельницкий воспользовался этим уникальным шансом захватить фактическую власть на огромной территории, что соответствовало возросшим амбициям реестрового казачества на службе у польского короля.
К 1648 году количество реестровых казаков довели до 6 тысяч человек. Они были подчинены коронному гетману и получили свой административный центр в городе Техтемирове. Реестровые казаки пользовались известными правами и льготами: освобождались от налогов, получали жалованье, имели свой суд, свое выборное управление. Историки в реестровых видят избранную касту, получившую возможность обзаводиться домом, землей, хозяйством и применять труд работников и слуг. В качестве слуг и работников выступали как раз те, «кто, убежав от панского ярма, оказались не в силах преодолеть своей хлеборобской мужицкой природы и усвоить казачьи замашки, казачью мораль и психологию… Лишь небольшая часть бесповоротно меняла крестьянскую долю на профессию лихого добытчика. В большинстве своем холопский элемент распылялся: кто погибал, кто шел работниками на хутора к реестровым, и всегда служили «пушечным мясом» для ловких предводителей из старых казаков вроде Лободы и Наливайки и натравливался на пристепные имения польских магнатов».
Верхушка казачества скапливала богатства, обзаводилась землей и слугами и экономически становилась подобием шляхты, не уступая по материальному достатку среднему и мелкому дворянству. Их дети получили доступ к хорошему образованию. Не хватало только шляхетных прав для получения почетного места в панской Польше. Отсюда и неоднократные петиции и обращения к королю и сейму. Вот одно из них, вполне типичное, к сейму 1632 года: «Мы убеждены, что дождемся когда-нибудь того счастливого времени, когда получим исправление наших прав рыцарских и ревностно просим, чтобы сейм изволил доложить королю, чтобы нам были дарованы те вольности, которые принадлежат людям рыцарским». (М. Грушевский, «История Украины-Руси», т. 8). Им хотелось также владеть крепостными.
Но польское ясновельможное шляхетство в слепом кастовом высокомерии не хотело и слышать о казачьих претензиях. И именно это как реальный повод лежит в основе всех казачьих бунтов, которые украинофилы всех времен и мастей называют «национально-освободительным движением украинского народа». Однако, как указывает Н. Ульянов, национальной, а тем более украинской идеи не было и в помине. Это была в чистом виде месть, совмещенная с приятными грабительскими занятиями, за непримиримую позицию польской шляхты. Логику шляхты легко понять: она не хотела вводить в дворянское сословие людей без рода, без племени — вчерашних пахарей, пастухов или, в лучшем случае, потом-
ственных разбойников.
А православное крестьянство, изнемогавшее под бременем налогов и барщины, казаки лишь использовали для достижения своих выгод: управление крестьянскими восстаниями всегда находилось в казачьих руках. Холопская ярость в борьбе с поляками всегда нравилась казачеству. С ее помощью успешно громились панские замки и фольварки. Так крестьяне сами посадили себе на шею новых крепостников, завоевав для казаков фактическую власть.
Когда Богдан Хмельницкий, гетман реестрового казачества, в 1648 году выступил в поход, гетман Потоцкий написал королю: «Число его сообщников простирается теперь до 3000. Сохрани Бог, если он войдет с ними в Украину, тогда эти три тысячи возрастут до ста тысяч». Так и случилось. Первоначальное ядро его, вышедшее из Запорожья, потонуло в толпе новых ополченцев. Кстати, вообще «численно казаки представляли ничтожную группу; в самые хорошие времена она не превышала 10 тысяч человек, считая реестровых и сечевиков вместе» (Н. Ульянов). И уже первая битва при Желтых водах была выиграна благодаря переходу русских жолнеров Стефана Потоцкого на сторону Богдана. В битве под Корсунем помощь русского населения вновь сыграла главенствующую роль. А после битвы под Пилявой только на Раду в Белой Церкви явились 70 тысяч человек. А мятежное крестьянское войско дальше только росло. Уже в том же 1648 году после Корсунской битвы Хмельницкий под давлением настроенности народных масс послал в Москву письмо с просьбой о принятии в подданство.
Это было только первое из череды посланий, которые и привели к воссоединению двух половин древнего русского государства и восстановлению юридического единства разделенного русского народа. В 1654 году, после Земского собора 1653 года, царь дал добро на просьбы Хмельницкого — и Малая Россия, всего 10% от нынешней территории Украины, стала частью Московского государства.
Так дрожали за свое господское положение, что, явившись к присяге, «старшина и гетман потребовали, вдруг, чтобы царь в лице своих послов присягнул им со своей стороны и выдал обнадеживающие грамоты». Даже угрожали сорвать кампанию по приведению к присяге населения Малороссии. «Николи не бывало и впредь не будет, — сказал стольник Бутурлин, — и ему и говорить о том не было пристойно, потому что всякий подданный повинен веру дати своему государю». Употребление слова «подданный» никак не совместимо с самостийнической легендой о формате якобы договора равных сторон. Он же гарантировал: «Мы вам и преж сего сказывали, что царское величество вольностей у вас не отнимает… и маетностей ваших отнять государь не велит». (Статейный список посольства В.В. Бутурлина, по сборнику документов, 1954 год) И настоял на обращении к царю с обыкновенным челобитьем, которое в «свидомой» истории называется «конституцией» и «договором».
Поищем украинцев…
Обратимся к цитатам и развенчаем еще один миф. Гетман Сапега о том же времени говорит: «Против нас не шайка своевольников, а великая сила целой Руси. Весь народ русский из сел, деревень, местечек, городов, связанный узами веры и крови с казаками, грозит искоренить шляхетское племя и снести с лица земли Речь Посполитую». Как видите, он не находил украинцев в польской Украине. А вот слова Богдана Хмельницкого из речи на Перяславской Раде: «Вот уже шесть лет живем мы без государя, в беспрестанных бронях и кровопролитиях с гонителями и врагами нашими, хотящими искоренить Церковь Божию, дабы имя русское не помянулось больше на земле нашей…» А в конце 1648 года, будучи в подпитии, он сказал следующее: «Я теперь единовладный самодержец русский». Оказывается, казаки боролись за то, чтобы носить «имя русское»! И еще неприятность: клятвопреступник Выговский, которого приписывают к борцам за «незалежность», после своего Гадячского предательства получил в Польше титул «гетман русский и сенатор польский». Присовокупим и цитату главных украинофильских учителей. На помянутой выше Гадячской Раде в сентябре 1658 года польский посол Беневский говорил казакам: «Что приманило народ русский под ярмо московское? Вера? Неправда: у вас вера греческая, а у москалей вера московская!» (Н. Костомаров, «Гетманство Выговского»). Оставим злобность и лживость высказывания о вере на его совести, но украинского народа в Польше не нашел и Беневский.
Как же называлась территория, которая воссоединялась с Московским государством? Продолжим цитировать речь Хмельницкого: «Это великий государь, царь христианский, сжалившись над нестерпимым озлоблением православной Церкви в нашей Малой России, шестилетних наших молений не презревши, теперь милостивое царское сердце к нам склонивши, своих великих ближних людей к нам с царскою милостию своею прислать изволил». За два века до появления в украинофильской среде понятия «русских великодержавных шовинистов» он не лелеял мечту о «незалежной и суверенной казацкой державе», так еще называет всю эту территорию «нашей Малой Россией». Для него совершенно очевидно, что «именно отсюда, с Киева, с Малой Руси начиналась та Русь, которая потом стала Великой…» Потому она и Малая, что изначальная, а вовсе не в целях уничижения, как это мнится нашим измученным комплексом неполноценности националистам. Есть и в Польше регион, именуемый Малой Польшей, и его жителей это нисколько не шокирует.
Нашим украинофилам ХІХ века пришлось по нраву название «украина», которое действительно было в ходу, но больше со стороны поляков. Гетман Сапега вспоминает: «Было время, когда мы словно на медведя ходили укрощать украинские мятежи; тогда они были в зародыше. Под предводительством какого-нибудь Павлюка; теперь иное дело!» Ходили они в землю, находящуюся у края Речи Посполитой и польской католической, высшего порядка, цивилизации, которая в основном населена русскими крестьянами и горожанами — «неверными», «схизматиками», православным «быдлом». Цитата польского современника о крестьянском войске времен восстания 1648-1654 годов служит лишним подтверждением: «Вся эта сволочь состояла из презренного мужичья, стекавшегося на погибель панов и народа польского» (по Н. Ульянову). А если вспомнить, что с конца ХVІІІ века после раздела Польши под чутким польским руководством украинофильство в России и Галиции набирает все большие обороты, то не приходится удивляться, что вдруг появилась «незалежна козацька держава» Украина и отдельный от русского украинский народ.
Гетманы как турецкие подданные
Что касается мифа о казаках как защитниках православия. «Наличие в Сечи большого количества поляков, татар, турок, армян, черкесов, мадьяр и прочих выходцев из неправославных стран не свидетельствует о запорожцах как ревнителях православия. Данные, приведенные П. Кулишом, исключают всякие сомнения на этот счет». Оба Хмельницкие и Петр Дорошенко «признавали себя подданными султана турецкого — главы ислама. С крымскими же татарами, этими «врагами креста Христова», казаки не столько воевали, сколько сотрудничали и вкупе ходили на польские и на московские украины. Адам Кисель, православный шляхтич, писал, что у запорожских казаков «нет никакой веры»… Православный митрополит и основатель киевской духовной академии — Петр Могила — относился к казакам с нескрываемой враждой и презрением, называя их в печати «ребелизантами» (по Н. Ульянову).
Кто грабил Украину?
Особо следует остановиться на стенаниях о «грабеже Украины» царским правительством. «До учреждения «Малороссийской коллегии» в 1722 году правительство довольствовалось номинальным пребыванием Малороссии в составе Российского государства». Удивительно ли, «уже в ХVІІІ веке малороссийские помещики оказываются гораздо богаче великорусских как землями, так и деньгами»? Стяжательство всех гетманов и старшины, «значного и моцного» казачества не знало границ. И в этих условиях уже при Мазепе генеральная канцелярия обращалась в Москву за деньгами на жалованье охотничьему войску. Позднее Петр Великий говорил: «Можем непостыдно рещи, что никакой народ под солнцем такими свободами и привилегиями и легкостью похвалиться не может, как по нашей царского величества милости, малороссийский, ибо ни пенязя в казну нашу во всем малороссийском краю с них брать мы не повелеваем». Правда, все «привилегии», «легкости» и «свободы» достались только казацкой старшине.
А вот цитата из наставления Н.А. Румянцеву при назначении его малороссийским генерал-губернатором в 1764 году: «От сей толь обширной, многолюдной и многими полезными произращениями преизобильной провинции, в казну государственную (чему едва кто поверить может) доходов никаких нет. Сие однакож так подлинно, что напротив того еще отсюда отпускается туда по сороку по восьми тысяч рублей». («Бумаги императрицы Екатерины Второй», 1871 год). Картина красноречива.
Казаки-крепостники
И последний миф, требующий развенчания — это миф о закрепощении малороссийского крестьянства Екатериной Второй. И кто из самостийников только за это не проклинал как ее лично, так и «москалей» вообще! Особенно умиляет плач по этому поводу В. В Капниста, сына казачьего полковника. Вот слова Петрика, казачьего аристократа, сбежавшего в Сечь после служебного преступления. По его словам, они «позволили нашему гетману раздавать старшинам маетности, старшины позаписовали себе и детем своим в вечное владение нашу братью, и только что в плуги их не запрягают, а уж как хотят, так и ворочают ими, точно невольниками своими». (С. Соловьев, т.14).
Между тем в положение малороссийского крестьянства указ от 3 мая 1783 года не внес никаких изменений. Как хорошо известно, всякий закон или нормативный акт есть всегда реакция на то, что уже происходит в реальности. Вот пункт 8-й указа, наиболее нас интересующий: «Для известного и верного получения казенных доходов в наместничествах Киевском, Черниговском и Новгород-Северском, и в отвращение всяких побегов к отягощению помещиков и остающихся в селениях обитателей, каждому из поселян остаться в своем месте и звании, где он по нынешней последней ревизии написан, кроме отлучившихся до состояния сего нашего указа…» ( «Полное собр. законов Российской империи, т. 21).
Уже из него можно заключить, что крепостничество в Малороссии существовало как факт, а не вводится как нечто новое. На что непременно была бы специальная ссылка в его тексте. И целью указа было распространение на Малороссию административных мер, связанных с фиском и действовавших во всех прочих российских губерниях. Как замечает Н. Ульянов, «мы видим здесь весь характерный крепостной ландшафт — «помещиков», «поселян», «побеги», доставляющие помещикам «отягощения». То, что поселяне бегут, а не просто уходят, свидетельствует о невозможности легального ухода с места. А это и есть главный признак зависимости.
Уже с момента присоединения к Московскому государству старшина, «можнейшие из можнейших», самые хищные и пронырливые, «обнаружили в полной мере свою столетнюю мечту учредиться помещиками и занять место изгнанных польских панов. Первые же посланники к Алексею Михайловичу — войсковой судья Самойло Богданов и переяславский полковник Тетеря — били челом в Москве о «привилеях на хартиях золотыми буквами писаных: мы судье, на местечко Имглеев Старый с подданными там будучими и со всеми землями издавна до Имглеева належащими, а мне полковнику на местечко Смелую также с подданными в ней будучими, и со всеми землями к ней належащими» (по Н. Ульянову). Царь ни в чем не отказывал. Почти каждый видный урядник с течением времени обзавелся желанным документом на имение. Из-за боязни негативной реакции крестьян они остались лежать в шкатулках до лучших времен. Но тяга к крепостничеству очевидна.
Реального закрепощения добивались окольным путем. Например, с помощью «ранговых маетностей» — жалованья в виде имения для крупных воинских чинов. Жители такого имения обязывались различными повинностями в пользу владельца урядника. Та же панская вотчина, только не частная. Доставались они «бунчуковому товариству» при генеральном уряде и значковому или «полковому товариству». И о детушках подумали. Значные казаки, численно небольшая сплоченная группа запорожской школы, обеспечивали и их войсковыми вотчинами, приписав к генеральной войсковой канцелярии. Со временем старшина добилась превращения войсковых экономий в частную и наследственную собственность. Выпрашивали также земли, «к диспозиции гетманской надлежащих», которые передавались в личное владение. Вместе с ними и население, зависевшее прежде от войска, переходило в частную собственность.
Но всего этого «лицарям» было мало и они не брезговали ни ростовщичеством, ни игрой на народных бедствиях ради завладения крестьянскими «грунтами». Н. Ульянов приводит типичный пример, как отец гетмана Данилы Апостола давал в неурожайный год деньги в долг, «чтоб деток своих голодною смертью не поморити», а потом отнимал у них землю. Полковник Лизогуб содержал шинок, с его помощью опутал долгами мужиков и за эти долги тоже отбирал землю. Беглых малороссийских крестьян по приказу Мазепы ловили уже в 1707 году. В 1739 году генеральная канцелярия запрещает переходы под угрозой смертной казни. Через 18 лет гетман Разумовский своею властью издает другое распоряжение равносильное запрету переходов. Но лучшее свидетельство — от сторонников украинофильства. Исследовательница А. Я Ефименко констатирует, что весь процесс закрепощения крестьян «совершился чисто фактическим, а не юридическим путем, без всякого, по крайней мере, непосредственного вмешательства государственной власти» (по Н. Ульянову).
Как-то автору попалась на глаза статья под названием «Переяславская рада: миф или реальность?» Ответ один: несомненно, реальность и, несомненно, благо. И еще одно несомненно — в воссоединении единоверного русского православного народа нет ровным счетом никакой заслуги ни Хмельницкого, ни казацкой старшины, значных, «моцных» казаков. Скорее уж это случилось вопреки их воле. И сегодня наблюдается то же явное отличие в интересах руководства нынешней Украины от интересов государственных и народных. Остается только высказать надежду, что когда-нибудь эти интересы будут учтены. Ну а пока, похоже, Украиной правит все та же «казацкая старшина» — те же устремления и нивелированная мораль.