8 августа выдающемуся ученому-физику и организатору науки, основателю и первому директору Физико-технического института низких температур НАН Украины Борису Веркину исполнилось бы 95 лет.
О Борисе Иеремиевиче читателям «Вечернего Харькова» рассказывает дочь учёного — народная артистка Украины, кандидат искусствоведения, профессор, ректор Харьковского национального университета искусств имени И.П. Котляревского, почётный гражданин города Харькова Татьяна Веркина.– Бориса Иеремиевича знают прежде всего как крупного ученого и руководителя одного из ведущих харьковских институтов. Вы знаете его прежде всего как человека. Каким вам запомнился отец?
– И я, и моя сестра Наташа, которой уже, к сожалению, нет с нами, всегда говорили, что нам очень повезло с родителями. Они были ярчайшим примером как в жизни, так и в профессиональной деятельности. Так уж сложилось, что по жизни я всегда была отличницей. И сейчас, будучи уже взрослым человеком, общаясь со студентами, возвращаюсь к детским годам и часто думаю: «А как же нас воспитывали наши родители?». Ведь из нас получились не самые плохие люди. И что более всего меня поражает и в маме, и в папе – они никогда не тратили время на нравоучения или на воспитание путем грубого слова. Отец, был невероятно загружен в лаборатории (это были послевоенные годы, денег не было, на двух дочек – один стакан молока), и при этом очень много времени уделялось нам. Нас водили в филармонию, оперный театр появился в моей жизни в пятилетнем возрасте. Я думаю, это то колоссальное, что они мне дали в жизни, чтобы потом я смогла выбрать свою дорогу. И это была лучшая защита от хамства, от грубости, от нервных болезней. Отец читал лекции студентам. И тем, кого он потом принимал в лабораторию на работу, Борис Иеремиевич давал свободу поиска.
– Кстати, по поводу свободы. В опубликованных воспоминаниях ученики Бориса Иеремиевича рассказывают, что он, будучи членом КПСС и строгим, жестким руководителем, в то же время сам читал «самиздатовскую» и другую запрещенную литературу — Пастернака, Солженицына, Бердяева, Зиновьева, Юза Алешковского…
– Это правда. Он, с одной стороны, соблюдал «правила игры», но, в то же время, поддерживал этот бунт свободной личности, которая имеет свое мнение. Отец меня однажды поразил: когда я была студенткой и заметила, что один взрослый человек ведет себя недостойно, он обвинил меня в пассивной позиции. Папа дал понять, что я могу высказать свою позицию. Он сам всегда старался отстаивать свою позицию как в научной лаборатории среди коллег, так и на различных заседаниях в органах власти по вопросам науки, культуры, стараясь помочь конкретным людям в решении их проблем.
А по поводу диссидентства… Однажды меня встретил на улице ученый-физик Александр Ильич Ахиезер, который был тогда уже в преклонных годах. И он сказал: «Знаете, даже если бы Борис Иеремиевич не сделал ничего из того, что он сотворил, он бы все равно остался выдающейся личностью, потому что сумел вернуть нам Шубникова (Лев Шубников — основатель криогенной лаборатории в УФТИ, репрессированный и расстрелянный в 30-е годы — авт.)». Это, действительно, огромное дело, которое отец сделал — и не в годы «перестройки», а раньше.
– А как Борис Иеремиевич оценивал перестроечные события?
– Мне запомнились его слова, сказанные после возвращения из Чернобыля. Вскоре он лег в больницу, и та поездка в какой-то степени ускорила его столь ранний уход из жизни. Папа был крайне возмущен тем, как повел себя академик Велихов, который заявил ему: «А зачем вы сюда приехали?» За этими словами просматривалось явное пренебрежение к украинским ученым и украинской науке, как к чему-то второстепенному. Мол, мы здесь хозяева, и Москва во всем разберётся. Но отец и его коллеги старались помочь, чем могли.
Но больше всего мне запомнились последние слова отца. Было это за день до папиной смерти, когда я дежурила в больнице у его постели. Папа понимал, что умирает, и, будучи в светлом уме, сказал: «Если мы не возродим культуру, то погубим Украину». Заметьте, он говорил не о науке и не об экономике в целом, а именно о культуре, считая именно ее основой всего. Насколько это важно, мы видим сегодня. А Наташе, которая работала во ФТИНТе, он на следующий день сказал: «Иди к Анатолию Илларионовичу (Звягину — директору института в 1988 — 1991 г.г. — авт.) и передай, что нужно всеобщими усилиями возродить «филармонию физиков» в полном объеме». Отец был инициатором ее создания, вложив в приглашение артистов и музыкантов на концерты и творческие встречи, проходившие в актовом зале института, немало сил и средств. И сегодня сотрудничество нашего университета с ФТИНТом снова продолжается, хотя и не в том объеме, как когда-то.
– Военная страница биографии Бориса Иеремиевича известна куда меньше, но, наверное, она-то и наложила отпечаток на жесткость характера вашего отца?
– Когда папа и его однокурсники в 1939 году окончили университет, всех их призвали в армию. А когда началась война, они ушли на фронт. Под Сталинградом папу тяжело контузило, что сказалось на его здоровье в дальнейшем.
– А откуда у вашего дедушки, папиного отца, столь редкое имя?
– Дело в том, что в XIX веке когда родился мой дедушка Иеремия Степанович, это старословянское имя не было редким. Оно значилось в святцах, и родители, заглянув туда, выбрали это имя для своего сына. А вот мой папа согласно святцев должен был носить другое старословянское имя, но оно было очень сложным, и его мама, всё осмыслив, сумела уговорить священника дать сыну имя Борис (Борис Иеремиевич родился 8 августа, а ближайшие именины у Бориса — 6 августа — авт.).
– А какую роль сыграл отец в выборе вами своего профессионального пути?
– Самую непосредственную. Если с моей сестрой Наташей было всё ясно — она увлекалась физикой и химией (наша мама была химиком), то я была гуманитарием. С детства я играла на фортепьяно. Мы жили в доме для сотрудников ХФТИ на улице Чайковского с закрытым двором, и соседи постоянно слышали, как я играю. И папа с мамой долго присматривались к моим занятиям музыкой. Папа, уходя на работу, давал мне задание написать вальс или мазурку, а потом проверял, как я выполнила его задание. Ведь он закончил один курс здесь, в консерватории, но, поскольку учился параллельно ещё и в университете, то понял, что нужно делать выбор.
– Вы и сейчас занимаетесь композицией?
– Нет. Но, понимаете, папа был великолепный педагог. В 1964 году я, обучаясь на первом курсе консерватории, один год я ходила в университет на его лекции по физике, которые он читал студентам. Конечно, я понимала, что физика — это «не моё», но с каким же удовольствием я слушала папины лекции! Он умел строить лекцию так, что увлекал слушателей, при этом строго разграничивая время на каждую часть. Сначала шло основное изложение с интересными примерами и «лирическими отступлениями», а в конце обязательно «понижался градус» и следовали выводы. Я с детства хотела быть педагогом, и сегодня — и как педагог, и как руководитель — в своей работе многое стараюсь перенять у моего папы. Мне очень импонировало, что он сумел пригласить во ФТИНТ многих своих коллег и друзей-физиков, и я бы тоже хотела «перетянуть» в Харьков многих людей из сферы искусства, сделав наш город культурной столицей Украины. Увы, сейчас вопрос с квартирами не решается так, как тогда.
… Когда мне приходится обращаться в лечебные учреждения — по своим проблемам или по проблемам семьи, медики часто спрашивают: «Вы — дочка Бориса Иеремиевича Веркина?». Моего отца помнят. Но вот ещё в 1990 году на государственном уровне было решено назвать одну из улиц Харькова его именем, однако это решение так и не было выполнено. И, может быть, власти вернутся к этому вопросу — ведь Борис Иеремиевич столько сделал и для нашего города, и для всей Украины.
Справка
Борис Иеремиевич Ве́ркин (8 августа 1919, Харьков — 12 июня 1990, там же) — советский украинский физик, академик АН УССР (1972). С 1940 г., по окончании Харьковского университета, работал в Физико-техническом институте АН УССР. Участник Великой Отечественной войны. С 1960 по 1988 г. — директор Физико-технического института низких температур АН УССР, с 1988 по 1990 г. — его почётный директор. Автор научных трудов по физике и технике низких температур (электронные свойства металлов, сверхпроводимость, низкотемпературное (в том числе космическое) материаловедение, криогенная медицина и биология, низкотемпературные жидкости), магнетизму и др. Разработал методы туннельной спектроскопии (1967—1975) и полевой масс-спектроскопии. Доказал возможность кристаллизации молекул РНК и ДНК. Кавалер орденов Ленина, Октябрьской революции, Красного Знамени, Отечественной войны I степени, «Знак Почёта». Лауреат Государственной премии СССР (1978) и Государственной премии УССР (1973). С 1991 г. ФТИНТ НАН Украины носит имя Б.И. Веркина.