При жизни Павло Архипович не расставался с иконой святой Варвары, которую считал своей заступницей — ведь так звали и его маму.
«Я рано остался без матери, — рассказывал писатель в интервью «Фактам». — Потом была очень злая мачеха. Потом — голод. Потом — война. В 1942-м я, раненый лейтенант артиллерии, попал в плен и два с половиной года провел в немецких концлагерях. А после войны еще 16 лет был «человеком второго сорта»: ведь те, кто находился в плену, считались, по постановлению Сталина, «предателями Родины».Из написанного им можно составить целую библиотеку. Свыше сотни оригинальных произведений! 29 романов, десятки повестей, новелл, эссе, сценариев, пьес… Его книги переведены на 23 иностранных языка. Писатель владел английским, немецким и всеми славянскими языками.
– Загребельный — это уникальное явление в нашей литературе, — говорит поэт и общественный деятель Иван Драч
— Известно, что Загребельный, став редактором «Літературної газети» (нынешней «Літературної України»), неузнаваемо ее изменил. В 1961 году он рискнул напечатать вашу поэму «Нiж у сонцi». А узнав, что «неблагонадежного» студента Драча преследуют в университете, не побоялся взять вас к себе на работу?
— Да. Он постоянно рисковал, печатая всех шестидесятников. До меня в газете публиковали Коротича, Винграновского, Сынгаивского… «Нiж у сонцi» Загребельному принес Иван Дзюба, с чьим предисловием она и вышла. После публикации я, что называется, проснулся знаменитым. Загребельный рискнул взять меня в штат — сразу на должность заведующего отделом художественной литературы. И вот однажды приходит ко мне один маститый литератор со своими сонетами, весьма посредственными. Я давай ему лекцию читать — о сонетах Франко. Он посмотрел на меня ошарашенно — как это так, молодой нахал учит его, классика, писать стихи?! И… пошел жаловаться в Союз писателей. Тут же в союз вызывают Загребельного и начинают распекать: ты кого там в газете держишь?
— И что, Павло Архипович уволил вас?
— Нет. Я еще год проработал в газете, но уже в должности литсотрудника, после чего поступил на Высшие сценарные курсы… Всю жизнь Павло Архипович очень хорошо ко мне относился. Будучи в руководстве Союза писателей, он добился, чтобы мне и Евгену Гуцало дали жилье. Мы получили на двоих четырехкомнатную квартиру. Наши семьи обрели крышу над головой. А позже я получил уже отдельную квартиру в писательском доме на улице Суворова. Помню, только вселился, на пороге появился Загребельный с тяжелым свертком в руках. Разворачивает и бросает мне под ноги… ковер: «Iван, будь здоров!» И тут же ушел, оставив меня наедине с роскошным подарком. Такие оригинальные жесты в его духе: он был человек нестандартный, импульсивный. Знаю, что, влюбившись на первом курсе в свою будущую жену Эллу Михайловну, предложил ей руку и сердце очень оригинальным образом.
— Как именно?
— Они вдвоем стояли на балконе многоэтажного дома, и вдруг Загребельный, уцепившись за перила, повис над землей. И говорит: «Или ты дашь слово, что выйдешь за меня, или я сброшусь вниз». «Не бросайся!» — сказала ему любимая.
То, что студент Днепропетровского университета Павло Загребельный с первого взгляда влюбился в свою однокурсницу Эллу Щербань, заметили и однокашники, и преподаватели. Высокий, худющий первокурсник следовал тенью за изящной золотоволосой девушкой. Так вышло, что ее отец, видный партийный работник, в ту пору поддержал молодого Владимира Щербицкого, только начинавшего политическую карьеру на одном из днепропетровских заводов. Данное обстоятельство сыграет свою роль спустя годы.
В 1974 году, рассказывал писатель, он тяжело заболел и поехал лечиться в Ивано-Франковск. В больничной палате провел месяца три, дописывая, несмотря на недуг, роман «Евпраксия». И тут выяснилось, что все в больнице — от главврача до санитарки — прочитали буквально все им ранее написанное.
«Кров для аналізів брала у мене медсестра Люба Вовк — сама кров з молоком, карпатська яскрава врода порода, i теж запекла читачка моїх писань, — вспоминал Павло Архипович. — Люба перша з усіх моїх читачів запитала мене: «А чому ви не напишете про нашу Роксоляну?». Про Роксолану? — здивувався я. — Але я про майже нічого не знаю. «То я вам розкажу». Звідки ти про знаєш? «А я теж з Рогатина, як Роксоляна». Я запам’ятав цю розмову, бо не забуваю ніколи людей, з якими зустрічався говорив».
Появлению на свет его «Роксоланы» предшествовала колоссальная работа: поиск архивных документов, вхождение в мир ислама.
Тема «роксоланства» — существования украинцев на чужбине — не отпускала его до конца дней.
